Так что ведьмы в белых платьях бывают!
Белое платье было на моей маме — и я помню момент, когда оно почернело, а слёзы капали на золотые монеты в её судорожно сжатых руках, которыми была оплачена чья-то смерть. Белое платье было на тёте Малене, с которой я жила после маминой смерти — до тех пор, пока она не уничтожила целую деревню, жители которой намеревались сдать нас Инквизиции.
Горло сводит спазмом. Ну вот, сейчас разревусь.
— Ведьмы в белых платьях бывают, Инквизитор. И знаешь… таких было бы намного, намного больше, если б их не травили и не гнали, как диких зверей.
Скрип стула. Синеглазый встаёт. К моему удивлению, покачнувшись и слегка поморщившись. Кажется, у него болит нога. Старая рана?..
Приближается ко мне и останавливается на расстоянии вытянутой руки. Мы смотрим друг на друга — одинаково настороженно, словно гадая, чего ожидать от противника и кто укусит первым.
— Я вижу только один способ разгадать загадку, которую ты загадала мне своим появлением, Эби.
— Это вообще-то вы появились! А я тут сидела и никого не трогала, — уточнила я для проформы, вжимаясь спиной поплотнее в стену. Глядя с опаской на то, как Инквизитор начинает аккуратно, привычными отточенными движениями стаскивать чёрную перчатку с правой руки. Хм… нету кольца.
— По большому счёту, это не важно — какого цвета на тебе платье. Если ты ведьма. Может, вы открыли новое заклинание, чтобы очищать их и сбивать нас со следа?
Мда. А такого хировымудренного умозаключения я от Инквизитора не ожидала. И как его опровергнуть?
— Я должен точно узнать, ведьма ты или нет. Поэтому, Эби, мне придётся посмотреть твои воспоминания.
Инквизитор сказал всё это с таким мрачным видом, как будто сам не рад, что придётся лезть мне в голову. Неужели Инквизиторы умеют жалеть? Никогда бы не подумала!
— Не надо, пожалуйста! — мой голос сам собой сошёл на шёпот. — Я слышала, это очень больно.
— Только если ты ведьма. Обычная женщина ничего не почувствует. Простое… прикосновение. Но ты же утверждаешь, что и есть обычная? — голос синеглазого бесстрастен. Лицо становится жёстким, как будто он внутренне собирается перед тем, что должен сделать.
Жаль, что я не могу вжаться в стену так, чтобы спрятаться в ней. Жаль, что проклятая цепь не даёт и дёрнуться.
— Не смотри на меня так! — не выдерживает вдруг Инквизитор. — Думаешь, мне этого хочется? Думаешь, мне приятно прикасаться к ведьмам? Если тебе станет легче от моего признания, мы чувствуем ту же боль от касания. Эта боль — боль ваших жертв. Мы всю её пропускаем через себя, боль каждого убитого вам человека, раз за разом. Вот такой ценой оплачиваем мы выявление истины! Всё, ради того, чтобы ни одна невинная не была наказана за чужие прегрешения. Только настоящие ведьмы. Поэтому… не надо на меня так смотреть.