Йорунн видела, как Эйвинд, закончив пораньше работу, вывел из сарая гнедую кобылу и поехал на ней к берегу. Потому, едва стемнело, схватила меховую накидку и бегом побежала на побережье. Долго искать конунга не пришлось – он вскоре выехал ей навстречу:
– Не меня ли ищешь, красавица?
– Тебя, – улыбнулась девушка. Вождь протянул ей руку , помог сесть на лошадь позади себя и поехал не спеша, шагом, по кромке моря.
– Желание-то загадала? – спросил он ее немного погодя.
– Загадала, – ответила Йорунн, и по голосу Эйвинд почувствовал, что девушка улыбается.
– Скажешь, какое? – лукаво усмехнулся он. – Или угадывать придется?
– А вот когда сбудется – сразу и скажу, – отозвалась она.
– Правда?
Конунг остановил коня, спрыгнул на песок и помог спуститься ведунье, а потом обнял девушку, притянул к себе, укрывая от ветра плащом. Знал он, что не загадывают под первым снегом далеких желаний.
Йорунн смотрела на него снизу вверх, и вдруг смутилась, опустила глаза. Эйвинд наклонился, коснулся поцелуем ее лба:
– Это ли было твое желание?
– Не угадал, – тихонько рассмеялась она, отмахиваясь от летящих снежинок. Тогда он склонился чуть ниже и поцеловал девушку в губы.
– Теперь-то сбылось? – спросил он, немного погодя. Йорунн чуть разомкнула ресницы, прошептала:
– Сам ведь знаешь ответ, желанный мой.
Первый снег еще долго падал на светлые волосы Эйвинда, вплетался узором в длинную косу Йорунн, весело кружил вокруг целующейся пары, а потом опускался на землю, чтобы через день-другой растаять…
В новолуние похолодало так, что море вдоль самого берега покрылось коркой льда. Северный ветер дул уже несколько дней, но не принес ни единой снежной тучи. Небо оставалось ясным, и порой по ночам в нем вспыхивали разноцветные сполохи. Старики говорили, что это к сильным морозам.
Эйвинд конунг не нарушил обычая и велел собрать пир в честь хьяльтландского праздника. Для Самайна не ставили много пива и не приносили в жертву коня, как для Йоль, который отмечали в середине зимы. Но угощение было щедрым, костры во дворе горели ярко, и люди веселились и плясали до глубокой ночи.
И случилось так, что на этом празднике один из молодых воинов Эйвинда, раззадоренный хмельным пивом, при всех попросил у Ивара Словенина себе в жены Хельгу. Сказал, что уже давно заглядывался на нее и все ждал подходящего случая, чтобы поговорить о свадебном выкупе. Ивар, считавшийся приемным отцом младших девчонок, Ингрид и Хельги, обменялся взглядами с женой, усмехнулся в усы, а потом ответил, что неплохо было бы потолковать об этом после праздника. Он был уверен, что вместе с хмелем у незадачливого жениха выветрится и всякое желание предлагать мунд за его слишком юную для замужества приемную дочь. Но Хельга этого не знала и не на шутку перепугалась. Подружки посмеивались, поздравляли ее, называли счастливицей, а она лишь вымученно улыбалась, опускала глаза, а под конец праздника куда-то пропала.