Ветер тут же прижал холодную мокрую ткань к телу. Схватит простуда, скрутит жаром, ломотой в костях и – поминай как звали… Йорунн торопливо набросила плащ на плечи, закутала дрожащую Хельгу в меховую накидку и силой поволокла девчонку вверх по тропе. Сперва упрямица пыталась освободиться, спотыкалась, даже несколько раз падала, но Йорунн крепко держала ее за руку. Она все убыстряла шаг, потом побежала, и Хельга была вынуждена бежать за ней следом.
Вдвоем они влетели в домик, где жили Смэйни и Йорунн. Старая нянька, увидев их, обмерла и с перепугу даже не нашла, что спросить.
– Матушка, – Йорунн с трудом разлепила онемевшие губы, – разожги огонь посильнее, вскипяти воды… да сухие рубахи неси… и носки шерстяные!
И принялась срывать мокрую одежду с себя и с Хельги. Пока Смэйни развешивала их платья возле очага, молодая ведунья живо растерла девчонку полотенцем, завернула в платок ее оттаявшие в тепле волосы. После укрыла Хельгу меховым одеялом, а как вода закипела, велела парить ноги да заставила выпить целую кружку горького целебного отвара. И про себя не забыла – болеть совсем не хотелось.
А потом села рядом с девчонкой на лавку и спросила тихо и строго:
– Ты что сотворить с собою удумала? Хочешь, чтобы Великая Мать тебя, неразумную, навсегда в своем Небесном чертоге заперла и назад никогда не выпустила?
Хельга молча глядела куда-то в сторону.
– Разве он тебя обнадеживал? Обещания давал?
– Не давал… – прошептала она.
Йорунн вздохнула, придвинулась ближе, ласково обняла ее за плечи:
– У нас говорят так: насильно мил не будешь. Отпусти его. Если в самом деле любишь, то боль твоя светом обернется, только время дай. Снова начнешь смеяться и радоваться жизни.
Хельга вывернулась из-под ее руки, с отчаянием глянула на ведунью, всхлипнула:
– Много ты в любви понимаешь! Посмотреть бы на тебя, если бы твой единственный от тебя отказался, если бы нелюбимый замуж позвал! Пошла бы?.. Вот и я не хочу. Когда любишь, такая радость несказанная… будто моря расступаются, а ты вниз на самое дно падаешь и все звезды видишь. У него глаза золотые как солнце… я смотрела в них, когда он целовал меня… Лучше умру, чем другому достанусь. Не могу, не хочу жить! И не буду…
– Тебе-то откуда знать, в чем я понимаю, а в чем нет, – горько усмехнулась Йорунн, вспоминая, сколько слез было ею пролито на берегу лесного озера. – Сама этим летом жила, что по огню босиком каждый миг ступала. Думала, потеряла счастье свое. И были мгновения, когда жить не хотелось. Да только боги людей не ради потехи испытывают. Я справилась, и ты эту боль пережить сумеешь, – она погладила Хельгу по голове. – Ты вот что, ложись пока, отдохни. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим, подумаем, как нам с тобой дальше быть.