После первых же сильных морозов Снежка перебралась из леса поближе к дому ведуньи и под навесом возле самой стены вырыла себе нору, куда часто приходила на ночлег. Йорунн принесла ей туда соломы и разного тряпья, чтобы серолапой подруге было теплее. И подкармливала волчицу, и гоняла от нее вездесущих собак, и выслушивала недовольное ворчание матушки Смэйни, которая Снежку побаивалась – все же житель лесной, душа звериная, кто знает, чего от нее ожидать. Да еще конунгова пса теперь не отвадишь: каждое утро чуть свет скребется в дверь, окаянный, или лает за стеной – никакого покоя нет!
Зимой что женщины, что мужчины больше сидели по домам. Это было время для ремесел и рукоделия – женщины пряли, ткали и шили одежду, мужчины выделывали шкуры, вырезали из дерева и кости разные вещицы для домашних нужд, некоторые умельцы украшали резьбой стены да столбы длинного дома. Если погода была хорошей – отправлялись на охоту или рыбалку, забавлялись, устраивая кнаттлейк на утоптанном снегу, бегали на лыжах или метали друг в друга снежки, а вечерами сидели у очага, играли на расчерченной доске, передвигая белые и черные фишки или вырезанные из кости фигурки. Такие игры здесь любили: они не только позволяли скоротать время, но и развивали ум – первое, что нужно хорошему воину.
Когда дни сделались совсем короткими, женщины поставили пиво для Йоль – праздника середины зимы. Сто сорок горшков, не больше, не меньше, как требовал обычай. И выбрали коня, которого следовало принести в жертву богам. Длился Йоль целых двенадцать дней, и по каждому из этих дней судили о грядущих двенадцати месяцах. Потому и старались как можно больше пить, веселиться и плясать, ни с кем не ссорясь, не затевая никакой вражды, чтобы весь будущий год прожить в сытости и спокойствии.
Нынешний Йоль оказался вдвойне радостным для младшего брата конунга: накануне его жена занемогла, и Ботхильд, пришедшая проведать ее, объявила, что у Сванвид ближе к концу лета родится ребенок. Новость мигом облетела весь Рикхейм, и на праздничном пиру Эйвинд и его хёвдинги выпили немало пива за будущего сына Халльдора. А еще конунг отсыпал брату щедрую горсть серебряных монет: чтобы его наследник с рождения был богат и удачлив.
– А ты, побратим, когда же порадуешь меня? – громко обратился Эйвинд к Асбьерну. – Женился один из первых, а серебра вам дарить пока не за что.
И рассмеялся, а вслед за ним рассмеялись и остальные. Посыпались шутки; хмельное веселье уже порядком вскружило всем головы. Сидевшая рядом с мужем Фрейдис опустила глаза. Ей стало не по себе от таких разговоров.