Вот люди затихли в ожидании слова конунга. Но вместо Эйвинда заговорил Хравн:
– Дни мои на острове Хьяр уже не идут – летят, что сухие листья по ветру, и едва ли их осталось много. Боги в этот раз не послали мне преемника, но привели на остров девушку, умеющую исцелять. Все знают, как опасно предательство, но сила ведуна, обращенная во зло, стократ опаснее. И потому я хочу спросить словенскую ведунью: согласна ли ты поклясться перед лицом богов и людей, что не причинишь вреда своим даром?
Взгляды устремились на Любомиру. Девушка медленно поднялась:
– Не для вреда, а для блага дает мне Мать силу свою, – тихо сказала она, но услышал ее каждый. – Я готова принести клятву.
Она сняла поясок, расплела косу и шагнула к очагу. Попросила Великую Мать вразумить, подсказать нужные слова. Обвела взглядом всех собравшихся людей, затем поклонилась Хравну и конунгу и заговорила:
– Именем Великой Матери, которой служу я, Любомира, принявшая имя Йорунн, клянусь что ни мыслями, ни словом, ни делом не причиню вреда народу, принявшему меня. Все, что открыла мне Великая Мать, я клянусь использовать лишь во благо тем, кому потребуется помощь, едино человеку ли, зверю ли. В свидетели своей клятвы я призываю Великую Мать и всех богов, которых почитают собравшиеся здесь.
Любомира замолчала. Больше сказать ей было нечего, а что делать дальше она не знала. Так и стояла, и отблески пламени отражались в ее глазах золотистыми искрами. И тут неожиданно поднялся огромный пес, до сих пор смирно лежавший у ног Эйвинда. Он направился к девушке, и молодая ведунья без малейшего страха улыбнулась ему и протянула навстречу руку. Люди замерли – Вард никого к себе не подпускал, кроме конунга, да еще Асбьерна. А тут подошел, обнюхал протянутую ладонь и подставил для ласки лохматую голову. Любомира осторожно потрепала его по загривку, и пес, не терпевший чужих прикосновений, радостно завилял хвостом.
– Иди к хозяину, верный друг, – Йорунн похлопала пса по спине, и тот неторопливо вернулся на свое место. Люди зашумели, переговариваясь.
– Все видели. Все слышали. Все запомнят, – громко произнес Эйвинд, оглаживая пса. – Отныне боги и люди будут судить тебя, Йорунн, лишь по делам твоим, и никто не посмеет сказать плохое слово, если на то не будет причины. Я доверяю тебе жизнь своего народа – самое дорогое, что у меня есть, и клянусь отвечать добром за добро, милостью за милость и щедростью за рвение.
Любомира низко поклонилась:
– Тебе не придется жалеть о своем решении, Эйвинд конунг.
Когда после схода все разошлись, Хравн посмотрел на вождя и сказал: