Впрочем, когда я взглянула на себя саму, на какое-то время лишилась дара речи. Тем более что Марибет до последнего не позволяла увидеть результат ее трудов.
В ступоре глядя на собственное отражение, я невольно вспоминала то, что наблюдала в зеркале всего пару месяцев назад, и совершенно себя не узнавала.
Эффектное изумрудно-зеленое платье, расшитое красными нитями по лифу, подолу и рукавам, сидело как влитое, благодаря корсажу утянув талию настолько, что мелких дефектов фигуры не было заметно. Грудь при этом особенно подчеркивалась и смотрелась соблазнительно, но не вульгарно благодаря колье с крупными красными камнями, похожими на рубины. Обычная бижутерия, но неплохо сделанная. Серьги из таких же камней свисали с ушей, отбрасывая блики на смугловатую кожу. Глаза, и раньше выразительные, сейчас прямо-таки поражали. Подведенные и еще больше подчеркнутые, напоминали самые настоящие изумруды. Губы, подкрашенные красным, довершали образ. Что касается волос, то они, бедные, наконец-то получили больше внимания, чем я всю жизнь им уделяла. Спереди присобранные заколками, сзади опускались сверкающим водопадом до талии.
Передо мной в зеркале отражалась именно такая эльфийка, какой я втайне всегда мечтала быть. Изысканная красавица, к внешности которой невозможно придраться при всем желании. Марибет, гордая делом рук своих, улыбалась во весь рот.
— Габриэль будет сражен, — воскликнула она, возвращая меня с небес на землю.
Лицо красавицы в зеркале чуть перекосилось, как всегда, отразив эмоции и нарушив эффект идеальности.
Да и когда Марибет заставила меня пройтись по комнате, привыкая к новым туфелькам на небольшом каблучке, я поняла, что до идеала точно далеко. Она даже охрипла, ругаясь и пытаясь вбить в мою голову, как я должна держаться.
Искренне пыталась сделать все, как надо. Но руки и ноги словно жили своей жизнью, не желая подчиняться. Походка получалась далекой от женственной — то я слишком спешила, то наоборот, плелась как сонная муха, при этом не зная, куда девать руки, отчего все приобретало комичный эффект.
Бедная Марибет взмокла, пока добилась хоть какого-то прогресса. Хотя что-то мне подсказывало, что едва окажусь на людях, из-за смущения и растерянности все усилия пойдут коту под хвост. Но ничего не оставалось, как смириться и выдержать испытание до конца. Отказаться идти в театр после всех стараний Марибет было бы с моей стороны совершеннейшим свинством.