- Помнишь мою ММS? С девочкой? – она опять ухмылялась.
- Попробуй такое забыть.
- Это тоже Шиле, - призналась она тихо.
- Какой многогранный товарищ.
- Хочешь, покажу еще?
Да. Пожалуй, я хотел. И кивнул.
Дана открыла файл с презентацией.
«Эротизм или порнография?» - прочел я вслух, - Думаю, будет нескучно.
Я оскалился, нагло подмигнул и придвинулся к Дане вплотную. Она только глаза закатила, а на экране уже начали мелькать изображения.
- Находясь под сильным влиянием психоанализа Зигмунда Фрейда, Эгон Шиле в своем творчестве давал волю собственным комплексам и сомнениям. Его Художественная карьера была короткой, но плодотворной, а многие произведения носили откровенно сексуальный характер. Это послужило даже причиной тюремного заключения художника за «создание аморальных рисунков». Кто же он? Одаренный порнограф, ублажающий чужие фантазии? Или тонкий обнажитель душ, что так сложно разглядеть за полностью обнаженным телом. Я не знаю, растлевал ли Эгон малолетних. Я не знаю, писал ли он на заказ порнографические картины. Я не знаю, был ли он верен жене. Но я знаю, что он видит женщин насквозь. Он чувствует их боль и смятение. Он ощущает их неутоленный голод, их разбитые мечты, их нереализованные возможности. Их одиночество.
- Им чаще комфортней друг с другом, чем с мужчинами. Но великие стремления естества, любить и зачать, толкают в объятья противоположного пола.
- Что будет наградой? Понимание? Сочувствие? Нежность? Или… смерть.
Я сидел открыв рот, не представляя, что делать. Она рыдала, спрятав лицо в ладонях, причитая между всхлипами:
- О Боже... О нет... Стоп-стоп-стоп. Спокойно, спокойно, - уговаривала Дана сама себя, а потом и меня, - Прости, Кел, прости. Я идиотка. Зря я тебе все это рассказала. Я всегда так реагирую... прости, прости.
Всхлипы стихли. Дана молча сходила в ванную, так же без слов забралась обратно в кровать. Я обнял ее, чувствуя себя таким наполненным от ее переживаний, эмоций, боли за людей, что умерли почти сотню лет назад. Определенно, мне нравится эта ее сторона.
- Почему смерть? Я не понял, - признался я аккуратно, - Боль, грубость, жестокость… На это мы мужики способны. Но смерть?
- Эгон умер тремя днями позже своей беременной жены. Он отсидел в каталажке, был признан, полюбил вопреки всем, чтобы, черт подери, сдохнуть от поганой испанки, - Дана зажмурилась, чтобы снова не расплакаться, глубоко задышала, успокаиваясь.
Я молчал. А что тут скажешь. Это и правда – полное дерьмо, что великие уходят чуть раньше, чем открыли пенициллин. Дана водила пальчиком по моей ладони, и неожиданно бодро сказала: