— Увижу тебя рядом с ней, — бросил Тамир Арвану, что и повернуть головы не мог, — отсеку не только уши.
От его слов по телу Вейи дрожь пробежалась. Неведомо откуда набежали дозорные, Сыгнак что-то прикрикнул им, а что дальше — Вейя уже и не видела, оглушённая собственным страхом и ужасом того, что её ждёт. Взвилась, как обезумевшая, высвободиться только желая, брыкаясь, вцепившись в руку кагана, что сдавливала рёбра, как стальные тиски, но не обращал внимания на её вопли. Холодная дрожь пробрала по всему телу, когда Тамир не остановился и перед кибиткой, возле которой разбили палатку девушки, Вейя успела заметить, как вынырнула из неё Огнедара. К щекам и ушам Вейи такой жар поднялся от стыда и позора — скоро всем известно станет, что произошло между Вейей и Арваном, а что не было — приврут.
Думать Вейя больше не могла. Тамир рванул полог в натопленное пропитанное смолой и чуть горьковатым дымом, не выпустил — швырнул в нутро шатра свою ношу. Вейя влетела к самому очагу, что был разбит в земле, едва не наскакивая на него, подпалив подол платья, хотя тот был сырой, хоть выжимай. Рёбра ломило от его пальцев, что сдавливали всю дорогу. Не успела она развернуться, как Тамир, тесня её в самую глубь шатра, надвинулся стеной, нависая своей мощью, дышал так горячо и глубоко, словно жерло кузни — плечи приподнимались напряжённо, волосы блестели от влаги, завились на концах, чуть падали на лоб и тёмные брови. Глаза Тамира сузились в угрожающем прищуре, а в глубине чёрной заклубилось что-то страшное, первородное, человек не может так смотреть губительно.
— Я не хотела, — замотала головой лихорадочно, едва языком ворочая: да что тут непонятного, пошла сама, легла под ближника его, получается, но не так всё, — …всё не так.
— А как?! — гаркнул он, что Вейя вздрогнула, губы поджимая дрожащие.
Взметнулась с новой силой ярость в колодцах его глаз, скованная одной лишь волей хазарина так, что от напряжения вздулись жилы на шее, и вздрагивали крылья носа, будто запах её ловя.
— Он… он про отца моего сказал… — затараторила Вейя, стуча зубами, невольно руками себя обхватив, спрятаться хоть как-то от его беспощадного взора, — знает, сказал, о нём что-то, я… — Вейя губы сжала, и на это раз на глаза влага напустилась, размывая очертания хазарича, а слова комом в горле застряли, горечь только осталась.
— Замолчи, — процедил зло он, — не говори ни слова, или я тебе рот тряпкой закрою, — не слышал её, не желал слышать и сам говорить не мог от бившейся в теле ярости, что хлестала Вейю хуже того хлыста, которым Тамир отсёк ухо Арвану.