В какой-то миг Тамир понял, что терпение его на пределе, поднялся — к тому времени дождь перестал капать, а значит, и не задержатся здесь надолго. Велев Тугуркану полянку привести, Тамир умылся, смывая всю тяжесть — и в самом деле хороший табак у Барайшира, отуманил голову крепко.
Ждал недолго, Вейя вошла в гэр, а его аж скрутило в горячем вихре — знала бы, как ещё краше стала, но птичке то неведомо, другие мысли её занимают, совсем не те. Всё ещё остерегалась, взгляд хоть и не отводила, а ресницы тёмные изогнутые вздрогнули, когда он поднялся со своего места во весь рост.
— Чего ты там встала у порога, Намар? — Тамир приблизился не спеша, чтобы не пугать излишне, хотя птичку не так просто напугать — в этом Тамир успел убедиться не раз.
— Зачем звал? — спросила сухо и так морозно, что по шее лёд скользнул.
Подошёл ещё ближе. Вейя приподняла выше подбородок, взгляд осторожный на него обращая, когда он тенью её накрыл. Всё же волнуется сильно, вон как губы поджимала, и грудь вздымалась и опускалась в глубоком неровном вдохе. Смотрела с волнением из-под опущенных ресниц — утонуть только в её глубокой с влажным блеском зелени глаз, смотрел бы в них вечно — вот чего не хватало Тамиру весь день и долгий вечер, а теперь даже в глазах темнело от близости её.
— Хочу тебя, Намар, — Тамир поднял руку, коснулся её щеки бархатной, провёл пальцами, к губам опускаясь, касаясь их — мягкие, сочные, его вело и плавило от желания приникнуть к ним. — Мне придётся оставить тебя здесь. Дальше ты со мной не пойдёшь.
— Как здесь? — голос Вейи поблек вмиг, но тут же нахмурила бархатные разлёты бровей. — Ты не можешь мной распоряжаться, я пойду с твоим отрядом, хазарич, и ты не запретишь мне, — строго проговорила, задыхаясь, черты затвердели, и вся она задрожала неведомо от чего.
— Могу, пустельга, ещё как могу, — огладил шею завороженно — как же нравилось, когда она вот так злилась.
— Нет! — вскинулась, рукой отгораживаясь.
Тамир охватил затылок её крепко, к себе притянул, склонился, крадя её дыхание и ярь, захватывая губы своими губами, целуя с такой жадностью, что и подумать не мог, настолько жаждет их, её жаждет всю, так, что его жаркой дрожью обдало всего. Вейя дёрнулась было, опомнившись, да Тамир сгрёб её в охапку, проникая в её рот языком, захватывая, владея, заставляя утихнуть. Её попытки вырваться только ещё больше плавили его, вынуждая наливаться тяжестью, мощными толчками разноситься по телу возбуждению, раскаляя до боли — ворваться в неё, завладеть, присвоить вновь, оставить свои следы на её нежной тонкой коже.