В доме старосты непривычно, всё чужое: и запах, и стены из забитых сухим мхом брусьев. Долго ещё Вейя будет мотаться теперь, когда свой дом потеряла. Похоже, к тому привыкать помалу нужно. По разговорам гридней, до Каручая тут уже рукой подать — протоку минуть, а там веси обжитые, основаны полянами.
— Стало быть, хазары в наши земли идут? — заговорила старшая дочь, обращаясь к Вейе.
Бродица посмотрела на дочь строго, но та и не заметила вовсе укоряющего взора матери.
— Идут, Годуяр их на сборище общее позвал, — ответила Вейя, что знала сама.
Бродица тревожно глянула на Вейю, опускаясь на лавку, принялась разливать по плошкам парное, только с утреннего удоя молоко. Глаза обеих сестёр загорелись одинаково ярко, любопытство в них костром забилось, что даже вон щёки порозовели от волнения.
— Говорят глаза у них черные, как дёготь, страшные, и все степные костры в них горят. А сами они как коршуны — дикие. И кожа у них темна, что в ночи и не разглядишь их сразу. И жилищ своих у них нету, земля им постель, а покрывало — небо.
Вейя, выслушав её, отвела взгляд, надкусывая пирог, что отломила ей Бродица. Сама она хоть и жила на пограничье, а не видела их никогда. Хазары всё у самых крайних весей бывали, вглубь лесов не ходили, разве только налётами, и то от острога подальше. От слухов этих поляне степь боялись, как огня. Вейя знала по разговорам Гремислава, что больно норов их крут: коли не понравится что, разойдутся гневом — уж тогда беспощадны. Ещё он разделял их как-то: про одних говорил, что смуглы они до черни, а другие светлее — с теми ещё можно сговориться.
— А ещё говорят, — хитро сощурила глаза старшая, — их вожди жён имеют до дюжины.
— Хватит, — оборвала дочь Бродица, — больно разговорилась.
Она смолкла, взгляд потупив на мать. А младшая подавила улыбку только, за плошку, полную молока, потянулась.
Вейя и не задумывалась слишком о кочевниках, и о том даже не задумывалась, что предстоит повидать их самой. Волнение внезапно всплеснуло к горлу, что и есть перехотелось.
Девушки, молча поутренничав, засобирались, доставая наряды свои из ларей. И Вейя за сборы взялась. В окошко шум весёлый со двора залетал, видимо, уже сходились с дворов гридни к избе старосты в путь трогаться.
Глава 21
Не задерживаясь, поднялись в сёдла. Вейя поморщилась от того как потянуло мышцы — всё же отвыкла немного от верховой езды, все жаркие дни пробыла в Кряжиче, не выезжая никуда. Покинули двор старосты, направляя коней по берегу Сувьи, которая с каждой верстой всё ширилась, тянулась, словно в косе девицы, голубой лентой. На этот раз Вейя поблизости князя держалась, но напрасно тревожилась — сотника с утра не видела, где-то всё средь гридней находился и сейчас уехал далеко вперёд. И хорошо. После вчерашнего не хотелось с ним встречаться глазами, хоть Вейя ни в чём не виновата, а избегала его, помня, как он набросился на неё на крыльце. Она и в самом деле испугалась силы его необузданной, грубой, такую только холодная стойкая Любица выдюжит, вот он и пришёлся ей, видимо, по нраву.