Вейя головой вертела да закусывала губы, унимая волнение, вытягивала шею, осматривая детинец лучше — знать бы где гридница та находиться, куда все мужи сошлись. А на пути, по которому вела Зимка, встречались хлева, житницы и просто хозяйские постройки и общие избы, которых здесь было вдоволь. Пройдя под балками распахнутых берёзовых воротец, вышли ещё в один двор — небольшой, шириной с горницу Рознеги, огороженный высоким частоколом да навесом из тесовых досок, которые закрывали весь двор, только в средине оставалась прореха, куда и поднимался прозрачный дымок. Это и было капище.
Посередине врытые в землю высились деревянные изваяния Перуна — покровителя воинов и народа. Черты его лика вырезанны в дереве так искусство, что казалось, на Вейю смотрят живые глаза, острые, зоркие, разящие в самую душу, даже горло сжало, а по плечам дрожь пробежалась — так внушителен был громовержец. Но была здесь женская покровительница Макош, к которой обращались и мужи, не обделяя вниманием, испрашивая о доле лучшей и жизни долгой да безбедной. К ней-то Вейя и пришла вновь, к матушке-пряхе.
Забрав корзину с требами у Зимки, Вейя отпустила девушку, а той дважды не нужно повторять — скрылась в воротах, спеша обратно к хороминам с подружками щебетать дальше.
Перехватив нелёгкую, как оказалось, корзину, Вейя медленно пошла к каменной длани, ступая по вытоптанной земле, осматриваясь лучше, но к пришлой так и не вышел никто из избы, что стояла прямо за кругом, и из других ворот, которых было здесь несколько. Поди же должна тут водиться хоть какая-нибудь старушка-волхва. Но нет, сколько бы Вейя ни стояла, так, что уже руки начали неметь от тяжести, не появился никто встретить гостью.
Глава 38
Приблизилась к серому камню. На нём уже лежали чьи-то дары — лепёшки, крупы, сладкие лесные ягоды — чем богаты. Вейя выложила щедрое угощенье, повесив на локоть пустую корзину, повернулась к лику богини, отдав поклон низкий до земли. И многое хотелось сказать, выплеснуть, опустошиться, а слова рассыпались, как горох по полу, не соберёшь так быстро. Одно только желала — чтобы отец возвернулся скорее. Хоть бы весть о нём пришла какая — добрая иль худая, да всё лучше, чем неведенье. Об одном только взывала горячо — чтобы вернулась прежняя жизнь, и всё на свои места встало: разбить врага, вернуться в острог родной. Но только, как ни отрицай, Вейя чувствовала, как неуклонно всё менялось, и сама с каждым вдохом другой становилась. Пугало это, пугало то, что стоит хоть отпустить чуток то, что дорого, чтобы всё текло своим руслом, как унесёт её в сторону течение неспокойное, что вокруг неё творится, и назад уж не вернуться. И вроде должна следовать велению Годуяра, к словам его прислушиваться, принять то, что хочет для неё сделать — жизнь устроить, чтоб не бедствовала, чтоб опора хорошая, надёжная, крепкая, но невозможно принять, когда груз на шее ярмом пудовым висит. Как жить спокойно, зная, что могла что-то сделать для отца, а не сделала?