— Отпусти, — ударила ногой, попадая куда-то в колено, но только разозлила ещё больше сотника: стиснул в руках крепче, от земли её оторвал, как былинку, понёс куда-то в сторону, в гущу орешника, что рос у частокола высокого.
— Пусти, закричу! — пыхтела Вейя силясь вырваться, не даваясь.
Вейя охнула, когда сотник к себе развернул, припечатав своим телом её к брусьям стены. Она поморщилась, упирая руки в литые твёрдые плечи, ощущая под ладонями, как перекатываются натяжно мышцы. Сколько ж силы в нём неуёмной?!
— Кричи, никто не услышит всё равно. И прав был: сквозь такой шум общий её крики, что мышиный писк — никто не разберёт. Горячие сухие губы по шее скользнули к самой скуле. Вейя зажмурилась, уворачиваясь, сжимаясь вся, пламенея от нахрапа такого грубого. — Какая же ты сладкая, — хриплый голос прокатился по виску, оседая жаром в волосах.
— Ты с ума сошёл, отпусти меня!
— Никому тебя не отдам! — прорычал Далебор, оскаливаясь по-звериному, вонзая в неё бушующий жаром взгляд. — Никому. Моей будешь.
— Ты пьян.
— Да — тобой, задурманила всю голову, — прихватил зубами подбородок, стискивая плечи.
Всколыхнулась волна жара, обдавая Вейю с головы до пят, земля качнулась под ногами, зыбкой стала, неустойчивой от слов его, от безумия такого буйного. И теперь поверила, что может сделать что угодно с ней.
В ответ этой догадки, Далебор собрал грубо полы платья, задирая к бёдрам. Вейя от испуга даже дышать перестала, а вместе с тем опалило изнутри силой необъятной и возмущением. Упрямо сжала губы, когда он к её рту прижался, силясь раскрыть её губы, целуя, жёстко сминая, забирая дыхание. Вейя вцепилась в его руки, что начали порывисто оглаживать бёдра, грубые, в мозолях от железа, они царапали кожу. Но против его силы Вейе не пойти. Далебор протиснул колено меж её, ноги раздвинул ударом, вжался пахом. В живот Вейи упиралось требующее твёрдое естество, поднимая внутри панику.
— Я всё расскажу, слышишь, Князь всё узнает. Оставь меня немедленно!
— Говори, Вейя, говори, мне плевать. Хочу тебя сейчас, возьму, а потом можно и умирать. Как ты не понимаешь, люблю… тебя, с ума схожу… всю душу вывернула, — говорил прерываясь, вжимаясь в губы жадно, жгуче, так, что внутри всё содрогалось и поджимался живот, — сладкая моя, горячая…
Вейя задеревенела — оставалось только сносить его грубость. Не шутил Далебор, не пугал своей суровостью, как было раньше, в голосе какое-то горькое отчаяние билось, оседало на губах привкусом солёным. К горлу ком подкатил от неизбежного. Далебор качнулся вперёд, вдавил в стены. Сучки мелкие в спину вонзились, причиняя боль. Сотник, дыша шумно, целовал, не останавливаясь, распаляясь, кусал и тут же ласкал губами, оставляя влажные следы. И от силы этой дикой, давящей в глазах потемнело.