— Ну? Что?!
— Дочка! — выпалил счастливый папаша. — Три кило двести!
— Молоток! — сжал друга в объятиях Митрос.
— Э-э! Отпусти! Задавишь! — попробовал вырваться Никас.
— Терпи! Ведь это я вас всех зараз обнимаю: и тебя, и Марию, и дочку! — расхохотался Димитриос, отпустив, наконец, приятеля. — Тут, кстати, какие-то злыдни всё внутрь пытались прорваться.
— Злыдни? Какие злыдни?
— Обыкновенные. С оружием и британскими флагами на рукавах. Короче, я их в часовне запер, а оружие отобрал.
— В часовне? Зачем?
— А чтобы они рожать вам не помешали.
— И что нам теперь с ними делать? — растерялся Никас.
— А ничего не делать, — пожал плечами Димитриос. — Сейчас позвоним в полицию и нашим из «Союза борцов». Пусть приезжают и разбираются с этими горе-вояками. Мы, Ник, живём на своей земле. Понимаешь ты?! На своей!
— Это верно, — кивнул приятель.
— А раз так, то нечего им тут у нас стволами размахивать! Чай, не колония!
Митрос рубанул воздух ладонью, а потом вдруг хлопнул Никаса по плечу:
— Дочку-то как решили назвать?
— Да мы ещё никак не решили.
— А знаешь что?
— Что?
— Назови-ка ты её Анной.
— Анной?
— Ага! Анна Смирну… По-моему, неплохо звучит?
— Анна Смирну? — друг ненадолго задумался. — А знаешь, да. Звучит и вправду неплохо.
«Согласен», — прошептал внутренний голос.
«Я знал, что тебе понравится», — усмехнулся Димитриос…
[1] присоединение к Греции, воссоединение с исторической родиной
Степан Миронович ненавидел болеть. Но ещё больше он ненавидел, когда болезнь отрывала от дел. А дел у него было действительно много, и со службы, как правило, подполковник возвращался глубоко за полночь. Единственной отдушиной, позволяющей держать себя в тонусе, оставались утренние пробежки по парку. В любую погоду. Даже когда болеешь.
Сегодня, впрочем, привычный бег пришлось сменить на ходьбу. Три километра до «тренажерной» площадки мужчина преодолел примерно за полчаса. А прибыв на место, сразу же опустился на лавочку. В висках стучало, по шее тёк пот, горло саднило. Чёртов грипп! Чёртова медицина! Чёртовы микстуры с таблетками!
Более-менее оклематься удалось минут через десять. Боль в голове поутихла, в глазах прояснилось.
— Доброго утречка, господин Свиридяк.
Степан Миронович поправил натянутый на нос шерстяной шарф и повернулся на голос.
— Я, помнится, ещё в сентябре просил обращаться ко мне не господин, а товарищ.
— Забыл. Как есть, забыл, — виновато развёл руками «контакт».
Подполковник невольно поморщился.
«Юрий Павлович» выглядел практически так же как и в предыдущие встречи: «интеллигентский» животик, аккуратненькая бородка, кеды, дешёвый спортивный костюм «как у всех», рюкзак за спиной… Раньше на фоне этого физкультурника подполковник выглядел почти суперменом, но сегодня они словно бы поменялись ролями. Сгорбленный, в тёплом бушлате, с плотно укутанной шеей и вязаной «лыжной» шапочкой на голове Степан Миронович казался себе каким-то ущербным и не выдерживающим никакого сравнения с бодрыми, полными жизни пенсионерами из отечественных кинофильмов.