Моих сил хватило только на то, чтобы сделать два шага от закрывшейся за спиной двери, и я отключился. Слишком много боли на меня одного, но… не упал. Асс в последний момент перехватил мое тело. Я не видел и не чувствовал, как дошел до одной из камер, подальше от них и от лестницы, где есть волки.
Зрение вернулось рывком, я увидел окровавленную руку и след на стене от своих же пальцев. Кровь стала проступать через поры. Мне не нужно было себя видеть, чтобы знать, что я плачу кровавыми слезами. Умирает моя метка, омываясь кровью, и только благодаря «трансу» я еще дышу.
Рухнул на холодный пол камеры и заорал от боли. Что болело? Казалось, что все! Каждая пора, клетка, атом, мозги плавились от стольких импульсов страдания. Мышцы не выдержали первыми, забился в судорогах.
Всякое было в моей жизни, и пытки тоже, и не раз, но я даже и близко не мог представить, что смерть истинной «любви» будет такой! Казалось, что магия ломает мне все кости вдоль; что простреливает хребет… И все равно я ждал…
Миг, когда моя метка окончательно уничтожилась в ментальном теле Инги и правда оказался звуком «лопнувшей струны». Лиса Алиса была права! Я успел лишь вздохнуть, приготовившись к откату, и получил его!
И снова асс спас меня, перетянув на себя больше половины боли. Мне стало настолько легче, что я смог даже подумать, не переставая кричать и ломать собственные кости.
Малышка Алиса, рассказывая мне о метке, не учла одного важного момента. Мастера — не волки, не люди и не маги. Мы — много больше, а значит и любой закон нашей магии будет действовать на меня во много раз сильнее, если не иначе, чем на прочих волках. И поэтому же, как только я понял, что творит Инга, пришлось замкнуть ее метку на себя, то есть кара-боль от ее метки за предательство Истинной пары била по мне, а не по ней. Ей же доставались только малые капли положенного. Плюс, как я надеялся, угрызения совести, и то, что она любит меня.
Пока я был в машине по пути в аэропорт, Инга праздновала мою смерть с французом, что и должно было ее убить, по Закону, и по правилам древней магии. Моя метка здесь действовала как доза отсроченного яда. Я знал, что этот момент может наступить. Предполагал это, когда она стала отдаляться, и убедился, когда сбежала.
Но я, как самое последнее ничтожество, просто не мог допустить ее смерть, пусть и по правилам, пусть и по Закону, пусть она это и заслужила. Но как стоять и смотреть на мучительную смерть той, что на присланной видео-кассете радовалась подаренному белому медведю? Я помню ее не оступившейся идиоткой, которая так и не научилась думать. Я помню ее с большими фиолетовыми бантами на линейке в первый класс! Я помню ее радость за каждую грамоту по иностранным языкам. Я помню ее смех, когда она сдала на права. Я помню ее слезы, когда после первого поцелуя ее бросил самый красивый мальчик в школе. Я помню, как ее длинные пальчики цеплялись на скалодроме за выступы, потому что она хотела этим заниматься.