На этаж поднимаюсь полная решимости зайти в квартиру и наконец-то разрыдаться. Сколько можно копить слезы? Может, Катьке позвоню, приглашу… хотя нет, не буду звонить, сейчас лучше побыть одной, собрать остатки гордости, разбитого сердца, сознания, слепить из себя нечто человекоподобное, а уж потом подругу звать.
А когда подхожу к двери, замечаю нечто очень и очень подозрительное. Металлическое полотно вокруг замка всё в царапинах, ручка считай на соплях держится. Меня что же, еще и ограбили? Но дверь все-таки закрыта. Значит, хотели ограбить, да не вышло? И максимально осторожно вставляю ключ в замочную скважину, проворачивается тот, к счастью, без проблем. Однако, зайдя в квартиру, так и открываю рот. Это шок, это желание рычать и плакать одновременно, это просто нестерпимо больно. Внутри творится самый настоящий хаос — вещи разбросаны, мебель превратилась вообще в какой-то бурелом. Здесь словно ураган прошел. Ужасный, разрушительный, катастрофический и… о господи, кажется, я знаю его имя. Ураган Макс, двенадцать баллов по шкале Бофорта. Кто еще мог беспрепятственно прийти ко мне домой, уничтожить здесь все и так же спокойно уйти? Только он…
Скоро я окончательно убеждаюсь в своих догадках. Уничтожено все, кроме того, что принадлежало Максу и что он, конечно же, снова забрал.
Тогда иду в кухню, где, переступая через разбитую посуду, добираюсь до окна, смахиваю с подоконника землю, вместе с денежными деревьями, вырванными из горшков с корнем, и открываю форточку. В кухню тотчас врывается свежий морозный воздух, который немного приводит в чувства. После сажусь на стул, сидушка которого изрезана в хлам, и даю волю слезам. Вот теперь можно, теперь сколько душе угодно.
Из всего, что здесь есть, из всей этой груды хлама мне жаль только одну единственную вещь — чайный набор на две кружечки из тонкого китайского фарфора. Это был подарок отца на новоселье. Он отдал мне набор уже будучи в больнице со словами: «сядешь пить чай и вспомнишь меня». Будто я его не вспомнила бы просто так, без чая! А сейчас эти чашки лежат мелкими осколками в раковине. И так становится больно, так горько, так … безнадежно…
Не знаю, я ничего уже не знаю, не понимаю и видимо совершенно не разбираюсь в людях. Никогда бы не подумала, что мужчина способен на такое. Хотя, мужчина и неспособен, а Макс очень даже.
А время бежит. За окном уже глубокая ночь, снег летит в открытую форточку и оседает капельками воды на подоконнике. Я сильная, я справлюсь, я переживу, заработаю, куплю все-все новое. Я, черт побери, смогу! Но не сейчас. Здесь и сейчас я как никогда слабая, уязвимая и раздавленная. Да, именно так! А сердце болит, словно его ковыряют тупым ножом, голова горит, будто у меня лихорадка, слезы катятся по щекам и такими же капельками оседают на столе. Три года! Три долбанных года ублажала, холила и лелеяла ублюдка! Расскажи мне такую историю Катька про какую-нибудь свою знакомую, я бы посмеялась и назвала ту брошенную идиотку идиоткой. Но эта история приключилась со мной — той самой доверчивой идиоткой.