— Мастерица Талия плюшки печь! Об чем, бишь, я… Тетка Аксинья моему отцу двоюродной сестрой приходилась. Ровесники они. Не знаю я всего — то, дочка… Только то, что тетка сама рассказывала. Гордилась, что любил её один граф. То ли Тышинский, то ли Ташинский. Сильно любил. Да и она вроде как любила. Дед поначалу рад был. Да потом пошли письма подметные. Вскрылось, что у графа этого где-то далече семья имеется. Дети. Г раф-то долго в столице обучался, прежде чем сюда приехать. Потом бумаги какие-то деловые граф подделал. Тут я тоже не знаю толком, какие — такие дела вел дед Гордей с графом. Только рассвирепел он. Когда граф свататься пришел — собак на него спустил. И разговаривать не стал. Аксинью тут же за сына своего совладельца сосватал. Да видно, не судьба была ей свое гнездо свить. Чуть ли не в день свадьбы жених с другой обвенчался. А тут вскорости и мои родители в беду попали. Это сейчас на дорогах разбойников вывели, а тогда много их по лесам хаживало, на дорогах промышляло. Остался я круглым сиротой. Мои-то родные дед с бабкой к тому времени уж померли. Материной родни я и вовсе не упомню. Вот и взяла тетка Аксинья надо мной опеку с дедова согласия. Меня вырастила. И уж как-то так вышло, что вроде и есть у нас дальние родичи, да не знались мы с ними. Дед все свое наследство ей оставил. Вот она мне деньжат-то на заведенье и отсыпала. И жену мне сама нашла. Тоже сироту, и тоже, по слухам, дальняя родня не то барону, не то виконту, да мы с Алелей на знать не смотрели. Как встретились — я глаз не смог отвести. Крепко любил я мать-то твою, дочка. Да и сейчас люблю.
Батюшка замолчал, задумавшись о чем — то, а я вспоминала, как он, думая, что я сплю, садился у моей постели, доставал из потайного кармана на груди миниатюру с портретом мамы, и подолгу на него смотрел, изредка утирая слезу…
— Похожа ты на неё, дочка… Бабка твоя радовалась, что смогла нас свести, все говорила, мол, теперь-то дети наши обязательно искру дара магического получат, выучатся на магов, а там и заслужат себе грамоту на знатность. Мол, аристократы — это вам не купцы, подлостей не делают. Благородные потому что. Это уж после смерти Гордея Еремеича известно стало, что оболгали графа того. Кто, зачем, почему — не знаю. А только ни семьи, ни детей у него не оказалось. И подлогов в бумагах не оказалось. Да только поздно правда себя оказала. Уехал тот граф далече. В заграницу, сказывали.
— Батюшка, а почему тетка Аксинья мне этот дар заблокировала? — спросила я, глядя, как за окном полыхают молнии. Время было позднее, мне надо было пойти к Артуру: у нас уже ритуал появился по укладыванию в постель.