Глава двенадцатая. Графские заботы
Речка Вилюйка вполне оправдывала свое название, с легким звоном прыгая с камешка на камешек, прихотливо изгибаясь, виляя, а то и кружась по глубокому руслу, промытому за многие и многие годы. Была она не то, чтобы широка и глубока, но по весне принимала в себя все талые воды с полей и огородов. Наполняла собой широкий овраг с пологими стенами, напитывала землю, уносила с собой разный мусор в реку покрупнее, но не менее извилистую и суетливую. Потом весеннее половодье само собой сходило на нет, Вилюйка возвращалась в привычное русло, и до следующей весны уже не бузила, лениво отражая в себе проплывающие в немыслимой сини облака. Так было множество лет, до тех пор, пока на правом берегу не поселились люди. Не то двести, не то триста лет назад. А людям мало черпать воду из реки ведрами, им подавай и места для купания, и для стирки, и для всяких прочих хозяйственных нужд. Вот и выдумывают запруды, дамбы, плотины, а то и русло спрямляют так, что посреди речки вдруг вырастают островки. Или наоборот — углубляют, и тогда появляются рукотворные омуты. Речка с этим произволом мирилась до весны, а потом сносила все человеческие выдумки начисто. Однако это не мешало людям вновь и вновь устраивать свои затеи. Так и жили вместе речка и люди. То мирились — и тогда в самодельных прудах лениво шевелили плавниками быстро растущие и жиреющие на вольных хлебах караси. То реке вдруг хотелось почувствовать себя грозной — и тогда все запруды размывались, и почти вся рыба уплывала в большой мир. Одно время люди даже стали специально запускать в речку молодь разных рыб, откармливать и по осени вылавливали, спуская воду. Потом этот промысел почему-то себя исчерпал, и теперь в Вилюйке водились в основном гольяны, да шустрые вьюны. Деревенская пацанва ловила её вершами и мордушками, а то и просто — стянутым у матери куском редкой ткани. По углам крепились прочные бечевки, связывались в узел, в середину насыпались хлебные крошки и все. Примитивная ловушка готова. Оставалось только забрести по пояс в речку, опустить снасть, и на какое-то время замереть неподвижно. Матери не ругались: какой — никакой, а дополнительный вклад в весьма скудный летний рацион. Особенно вкусно, если залить мелкую рыбешку взбитыми яйцами и запечь в печке…
Граф нашел своего управляющего в доме старосты. Вернее — в крошечном садике, под бурно цветущей яблоней. Там был вкопан самодельный деревянный стол, окруженный такими же деревянными лавками. Чуть в стороне, под деревянным навесом расположилась побеленная и расписанная цветами большая летняя печь. Чем хороши такие печи: топятся любым мусором, жару дают ровно столько, чтобы приготовить пищу, просушить промокшие под дождем вещи, сохранить в сухости соль, серники и лучинки для растопки… Да мало ли для чего еще нужна в деревне садовая печь. Сейчас она топилась, вплетая в ароматы цветущего сада легкий запах древесного дыма. Дородная старостиха хлопотала у печи, проворно орудуя раскаленными сковородками: жарила блины. А за столом степенно расположились несколько мужиков в возрасте, и беседовали. Его сиятельство встретили вежливо, но без подобострастия: большинство присутствующих помнили сиятельство еще пацаном, не гнушающимся общением с деревенскими мальчишками, да и прошедший год убедил: Его сиятельство Тариэл Тарский вовсе не горит желанием до конца разорить собственные земли, наоборот! Немного снизил налоги, кому-то продлил рассрочку по выплатам долгов, а кому-то и вовсе их скостил. Теперь вот сам приехал, чтобы узнать о рыбном промысле.