Вслед за нею полетела сумка с обувью, которую Лёва, судя по всему, захватил с первого этажа. Сумка упала громче и из неё вывалились пара разных туфель и кеды.
Лёва скрылся за занавесью, и спустя несколько секунд вернулся на балкон с новой охапкой одежды. Я понимала, что ему больно, но жаль мне его не было. И стыда я не чувствовала.
— Вали к своим ёбырям!
Рыжеволосая Наташа, судя по всему, решила отсидеться внутри, пока всё не закончится. А я не собиралась это затягивать.
Площадка перед домом превратилась в какой-то бардак в прачечной или что-то наподобие. Одежда отлетела и на газон и клумбы у дома.
Поднимать я, естественно, ничего не стала. Не на его глазах точно. Сам поднимет. А даже если и выкинет потом, ничего. Переживу. Куплю новую.
Лёва снова скрылся из виду и я, опасаясь, что он сейчас снова начнёт сбрасывать с балкона другие мои вещи, быстро прошла к двери. Открыв её и быстро взяв сумочку, дождалась под карнизом новой порции матерных оскорблений и сброшенных вещей. На этот раз это были альбомы с фотографиями и несколько моих книг — и новой порции мата. Так что я не напрасно подождала. Книг отчего-то стало жальче всего.
А затем стремительно вышла и, обойдя дом, направилась к воротам встречать такси.
Машина подъехала минут через пять, когда я уже прошла солидную часть пути до общей в посёлке дороги.
Сев на заднее сиденье, я закрыла дверь, выдохнула и, закрыв ладонью лицо, давясь слезами, тихо расплакалась.
— Девушка, — с лёгким южным акцентом обратился ко мне водитель, — у вас всё хорошо?
Он внимательно смотрел на меня тёмно-карими глазами из зеркала заднего вида.
Я торопливо вытерла пальцами слёзы, выпрямилась и, сглотнув, кивнула:
— Всё хорошо. Езжайте, пожалуйста.
Он пожал плечами и, вздохнув, покачал головой. Затем взялся за ручку переключения скоростей и, утопив педаль газа, направил машину к основной дороге.
Разводились мы тяжело и долго. Лёва поначалу всячески сопротивлялся, вставлял палки в колёса, бросал трубку телефона. А потом, когда дело дошло до суда, принялся скандалить, скаредничать, с помощью своего адвоката отжимать у меня всё, что мог, дрался за каждую копейку, крохоборствовал и вообще вёл себя так, что я поражалась самой себе. Как, как это мелочное, неприглядное, жадное существо было моим мужем?
Но он, похоже, уже совсем переключился на свою новую пассию и поэтому ему было плевать, какое у меня о нём складывается мнение. Ему важно было только одно — своего он упускать не собирался, а поскольку с совестью были явные проблемы, хапал ещё и моё.