Сначала мне нужно измениться самой.
Розенберг забегает извиниться, и я говорю, чтобы никому не говорил про машину. Яков обижается, что я его держу за дурака. Он еще раз извиняется, что все так вышло, а после уходит.
Через два часа меня просят спуститься. Внизу курьер передает мне огромную корзину с цветами.
— Поклонник завелся? — отмечает Майя, проходя мимо. — Может, кто из ментов заметил, как тебя полоскало на улице, и не смог устоять.
Все смеются.
— Платье верни из химчистки, — бросает она и уходит.
Я обнимаю огромную корзину и хочу тоже уйти, но от охраны слышу:
— Дмитриева, там брат тебя ждет.
Нет у меня никакого брата, чуть не вырывается у меня. Но я вовремя прикусываю щеку изнутри.
Кай курит на улице, глядя в телефон.
Я бы хотела остаться и тренироваться еще, но понимаю, что выше головы не прыгну. Да и после вчерашнего больше всего на свете я мечтаю оказаться в теплой постели и наконец-то выспаться.
Переодеваюсь и выхожу с корзиной на улицу.
— Давно ждешь? Надо было написать.
Прячет телефон в карман и скользит равнодушным взглядом по цветам. Букет стоит целое состояние, а у него в глазах — ноль эмоций. Он как будто что-то ждет, перекатываясь с носка на пятку, но произносит только:
— Ммм… Тяжелый?
— Да.
— И от кого?
Букет стоит целое состояние, так что у меня только один вывод:
— Розенберг извиняется.
Кай приподнимает бровь.
— Вообще-то там есть записка.
Ставлю корзину на землю и действительно вижу завалившийся между стеблями конверт. Мне и в голову не пришло искать записку, я сразу решила, что это Яков.
Раскрываю белый картон.
«Поговорим?»
— Прости, — шепчу. — Я не подумала, что ты…
— Что я умею дарить цветы? Я много чего умею, балеринка. Садись, вот наша машина подъехала.
Мы садимся по разные стороны сиденья. Букет между нами. Каждый смотрит в свое окно. Аромат роз смешивается с ароматом дождя и табака, пока мы едем, не произнося ни слова.
«Поговорим» в записке сработало наоборот. Любое слово теперь неуместно. Есть только то, о чем мы так и не поговорили вчера, но о чем никто не забыл.
У дома Кай берет тяжеленную корзину сам, пропуская меня вперед на лестницы. Я вся горю от его взгляда, которым он прожигает мне спину. Ступень, еще ступень. Я иду как робот, без чувств и эмоций. Неужели точно также я танцую то, о чем понятия не имею?
Хочется заорать, чтобы он наконец-то перестал молчать. Чтобы разрушил густую тишину, в которой я вязну, как в горячей карамели. Вот бы убежать далеко вперед, но какая-то другая сила держит. Заставляет идти только на три шага раньше, не дает оторваться. Только тянет, будто магнитное притяжение, которое приходится преодолевать всем телом.