Поглубже запихиваю обиду на Хама, которая всплывая не дает мне глубоко дышать.
Ты чего расчувствовалась, Любимова? Или ты еще не поняла что он за мужик?
Честно? Не очень...
Ну так он, вероятно тебе и не даст шанса разобраться. Скажет своим волшебным голосом "Иди..." и ты пойдёшь в Да-ад к этим жилистым тварям наложницей. Теперь вариантов точно нет. Ты уже сделала выбор.
И нет... Не надо вспоминать его трагических сожалеющих взглядов там, в кабаке, когда ты звезданулась головой. Это было не то, что тебе показалось. Что-то другое в его неизведанной ебанутой системе координат. Быть может он пожалел, что ты не решила проблему своего пребывания в его реальности стукнувшись об угол стола.
"Всё, заткнись!" - приказываю я себе.
Ни слова больше о нем. Но работает как с феноменом "зелёной обезьяны": как только тебе говорят "только не думай о зелёной обезьяне", о которой ты собственно и не думал, как она неизбежно заполняет все мысли.
"Пошёл прочь!" - отмахиваюсь от образа Хама.
Удерживая Варга под мышкой поднимаюсь по старой обтесанной тысячей ног лестнице. Открываю старенькую дверь.
Видимо на звук открывающегося замка выходит... нет, не старенькая Марта Захаровна. А какой-то бородатый мужик.
- Вы кто? - настороженно замираю в пороге.
- А Вы?..
Запах какой-то неприятный...
- А я... А Марта Захаровна?..
- Мать умерла три дня назад.
Три...
Загибаю пальцы, отматывая дни, проведённые с Хамом. Ровно три...
Это как только я уехала по её заданию, получается, в тот заброшенный дом?
- Умерла... - растерянно хлопаю глазами. - А от чего?..
- Сердце. Так Вы кто? - отмахивается от кружащей вокруг него жирной мухи.
- А я... я комнату снимала... Соболезную, - опускаю взгляд. - Разрешите забрать вещи. У меня там немного.
- Конечно. Проходите.
Идет за мной следом. Внимательно наблюдает, что я закидываю в рюкзак.
Увы вернуть деньги не получится... Никакого договора я с Мартой Захаровной не заключала.
Её сын стоит слишком близко, я чувствую его спиной.
Сын...
Погодите-ка! Марта Захаровна говорила, что её единственная дочь умерла еще во младенчестве.
Замираю на мгновение. И... на автомате продолжаю собираться. Мне становится сильно не по себе.
- Тебе есть куда идти?
Вообще-то нет. Переход на "ты" вдруг пугает меня еще больше, как ребенка, который вдруг остался наедине с незнакомым дядькой. Нехорошим, совравшим мне дядькой.
- Есть... - сглатываю я.
- Ты можешь остаться... - вкрадчиво.
- Спасибо...
Поспешно закидываю в рюкзак своё бельё, психуя, что он разглядывает это.
По спине омерзительные мурашки...
- Я пойду, - разворачиваюсь к двери. Он уже стоит в косяке глядя на меня из-под своих косматых бровей.