Зейнап и не думала об этом. Душа ее затрепетала, всё ожило в памяти. Через несколько дней она услыхала, что к мужу в скором времени приедет знаменитый башлык Могусюмка.
«Так он жив!» — подумала она.
Зейнап боялась встречи с Могусюмом. У нее уже сложилась своя жизнь, в которой неприятно лишь, что надо скрывать былое. Но ведь о том никто не узнает, Гильминиса не скажет никому. Иногда Зейнап сама начинала верить, что отец ее умер от оспы и что она до встречи с баем никогда не сидела рядом с чужим мужчиной.
Вечером того дня, когда она узнала о предстоящем приезде Могусюмки, к ней пришел муж. И вдруг, взглянув на его сухое, желтое лицо с остриженной черной с проседью бородой и с густыми черными, колючими бровями, она почувствовала, что он стал чужд ей, не нужен. В ее душе не стало к нему былой благодарности. В ней поднималась буря, его ласки казались ей сейчас отвратительными. Но она умело скрыла свои чувства и лишь холодно отстранилась.
Бай поразился внезапной перемене, не понимая, что случилось.
— Что с тобой? — спросил старик, сидя в белых шерстяных чулках на ее широком красном ковре, на котором она так часто его ласкала. — Может быть, я тебя чем-нибудь обидел?
Зейнап чуть заметно, но горько усмехнулась. Он был наблюдателен и уловил это новое выражение на ее лице.
На миг проснулась в ней былая бойкая девчонка.
— Подумай сам, — сказала она, гордо подняв голову, — кто и чем мог меня обидеть? Пока ты не догадаешься, я не хочу тебя видеть.
И она расплакалась. Султан не на шутку огорчился. Но как он ни допрашивал ее не мог ничего добиться .
Зейнап перестала плакать. Она сказала насмешливо, что он надоел ей.
Султан в толк не брал, что могло стрястись. Он полагал, что тут дело в старших женах. Гюльнара вообще на себя много брала и любила поучать Зейнап. Один раз громко кричала, называя молодую жену Султана лентяйкой за то, что та много лежит и о чем-то думает, а не вышивает, как это делают все жены.
Султан ушел, занялся делами, а потом зашел к своей первой жене и стал упрекать ее. Он грозил, что накажет ее, если она будет обижать Зейнап.
— Ты еще проклянешь себя, — в ярости ответила ему Гюльнара, когда-то красивая женщина с острым восточным лицом и с огненным взором черных глаз. — Ты ослеплен! Не слушай никого. Ты плохо ее знаешь... Ты змею взял в дом! Где ты подобрал эту дрянь, кто она, чем и как тебя приворожила? Она все молчит, не жди хорошего! Ты думаешь, что это голубок, это маленький беленький кудрявый барашек?
Султан не мог слушать спокойно таких едких, яростных речей. Это лицо, такое знакомое, на котором привык он много лет видеть выражение страсти, перекосилось от ненависти. Это отвратительно. Он видел, как она стара, зла и противна. Глаза ее горели. Хороши были только ее густые черные волосы. То, что она говорила, резало сердце Султана, как ножом.