Могусюмку ждали, и вот нагрянул он с товарищами. В зимней избе Ирназара собрался табын — круг гостей.
Горит печь. Трещат, искрятся дрова. В полутьме на нарах, крытых яркими войлочными коврами, угощает Могусюма смуглолицая красавица Зейнап. Она делает все серьезно, старается выглядеть, как настоящая хозяйка. На лице выражение строгости. Только изредка, когда Могусюмка или дедушка Шамсутдин скажут что-нибудь очень смешное, она улыбнется по-детски, но тут же спохватится, обведет взором гостей, как бы опасаясь, что заметили её улыбку, опять станет построже, губы сложит бантиком, брови нахмурит, потом опять забудется и то смотрит на жениха косо и настороженно, то с любопытством слушает его, осматривает лицо украдкой. Засмотрится и опять улыбнется.
Коралловый тяжелый нагрудник, как красный панцирь, плотно облегает грудь. Как красный чешуйчатый шлем, на голове ее кашмау из кораллов. Дорогие серьги, янтари, монисты с дымчато-палевыми камнями в червленых серебряных оправах надела она сегодня. В этом панцире из драгоценностей невольно хочется быть поосанистей и построже. У Зейнап тяжелые светлые косы. Когда она распускает волосы, то целые потоки льются ей на плечи. Она все старается придать выражение бесстрастности своему широкому, ярко-румяному лицу с густыми черными бровями, но не удается. Так и брызжет огонь из ее прищуренных глаз, ждет она плясовой. Хочет выказать удаль... Скоро, скоро свадьба, начнутся шутливые драки девушек-подружек с женихом и его дружками из-за невесты.
По избе, укрыв колени вышитыми полотенцами, расселись гости. На скатертях поставлены напитки, яства: водка в бутылках, кумыс в бочатах, брага в кожаных турсуках, топленое масло и сметана, жареный ячмень, сыр, мед в остроголовых посудинах, пресные лепешки.
Могусюмка играет на курае, заливается, как соловей. Плавно струится мелодия, словно родник журчит по камням.
Богатырь Салават молодой,
Камчатная шапка на твоей голове, —
печально затянул однообразный напев старик Ирназар.
В степном Урале пал прошел,
Стоит горелая трава.
В руках горячего коня не удержать, —
высоко выводил он своим старческим, дрожащим голосом.
Смелый батыр Салават
На боярские усадьбы
Палы пускал...
Песнь оборвалась. Женщины внесли котел с вареной бараниной.
— Эй, куллама, куллама готова!
— Биш-бармак, биш-бармак! — засмеялся Могусюм.
Лапшу и вареное мясо разложили в чашки. Кулламу ели руками, за что и прозвали её биш-бармак — «пять пальцев». Ирназар повел сказ про старину.
— Жил на реке Симе в горах Юлай старик, башкирский старшина.
Тихо заиграл курай. Печальный напев сливался с печальным рассказом Ирназара.