И сейчас он снял с самого верха штуку дешевой ярославской сарпинки.
— Вот да, уж хороший товар, — башкирин даже прищелкнул языком от восторга.
— Какой же, товар — высший сорт! Сколько тебе?
— Кто же знает! Тебя спросить хотим, уж, пожалуйста, скажи нам, бабе-то сарафан шить надо.
— Если шить по-вашему, то пятнадцать аршин взять надо. Ну, мерить, что ль?
— Деньги-то много ли платить?
— За аршин по гривеннику, — накинул по две копейки Санка.
В магазин вошли две покупательницы в салопах.
— Здравствуй, Захар Андреевич, здравствуй, Александр Иваныч.
— Милости просим...
— Чайку бы нам...
— Чайку, сказывают, привез Захар Андреич?
Пока приказчик ходил за чаем, Захар показал покупательницам разные товары. Санка возвратился со стофунтовым цибиком на плече.
Распаковывание цибика с чаем было целым событием. Такое зрелище устраивалось только для жен лучших заводских мастеров или для главных служащих конторы, для богатых крестьян, купцов.
Санка разрезал на прилавке кожу и камышовое оплетение. Сверху в цибике на тончайшей китайской бумаге насыпан цветочный белый чай для запаха. Санка захватил его в горсть и поднес покупательницам.
— Кому такого чайку, пожалуйте....
— Ох, и пахучий! — воскликнула дебелая молодица. — Отродясь не нюхивала. Почем же такой, Захар Андреич?
— Два с полтиной фунт, Матрена Федоровна.
— Ах, дорогой!
— Прямо из Китая бухарцы привезли. Чаю такого у нас в заводе еще не пивали.
— Да уж отвесь полфунтика, Александра Иваныч, — сказала покупательница постарше и поджала губы.
В это время на улице раздался крик, и мимо лавки побежал народ. Вскоре покупатели кинулись наружу, оставляя на прилавках покупки. Следом за ними вышел на крыльцо Захар вместе с Акинфием и его женой. Санку оставили в магазине. Народ сбегался к перекрестку. Из-за изб выезжали казаки.
— Разбойников везут!
На первой телеге ехали связанные веревками Могусюм и Хибет.
— Могусюмку схватили!
— Скажи, пожалуйста! В самом деле Могусюмка попался, — удивился Булавин. — Что за чудо!... Как же это его словили?
— Вот когда он попался, тварь! — злорадно проговорил Акинфий, скаля свой щербатый рот.
— Разве у тебя с ним счеты? — спросил Захар. — Ведь Могусюмка около вашей деревни никого не трогал?
— Мало что не трогал. Всех их надо в куль да в омут!
— Тебя слушать, так ты сам бы рад, кажись, придавить его.
— А что же смотреть! Надо будет, так и придавлю, — весело сказал Акинфий, сжимая кулак. Кулак у него был увесистый, и сам Акинфий, несмотря на годы и невысокий рост, крепок, как медведь.
Казаки отгоняли толпу.
— Не напирай! — размахивал плетью Востриков.