— Да, — после секундного колебания нехотя признал тот.
— Тогда не дёргайся.
На сей раз тот сидел смирно. И пока Ева аккуратно, как тампоном, обрабатывала рану, и пока в перерывах старательно на неё дула, радуясь, что в немёртвом состоянии голова от этого ни капельки не кружится.
— Мне сестра всегда так делала, когда я коленки разбивала, — зачем-то пояснила она, в очередной раз вымачивая тряпицу в целебном растворе. — А тебе что, никогда не…
Осознав, что лезет на запретную территорию, она запнулась. Торопливо отжав тряпицу, вновь коснулась ею щеки Герберта, устремившего отстранённый взгляд прямо перед собой.
— Госпоже и господину Рейоль не пристало лично обрабатывать раны сына, — неожиданно тихо произнёс он. — А слугам не пристало нянчиться с отпрысками великих домов, словно с собственными низкорожденными детишками. — Когда её пальцы замерли в мгновенной сочувствующей растерянности, некромант слегка отстранился. — Хватит. Будет тебе книга. Завтра.
— Спасибо. — Убедившись, что порез и вправду стал менее красным и более узким, её взгляд машинально скользнул по его замотанным ладоням. — А руки у тебя как? Тоже надо лечить?
— Это уж я как-нибудь сам.
— Не говори глупостей. — Отложив тряпицу, Ева сердито взяла его руку в свои. Резко дёрнула за конец бантика, которым завязывался бинт. — В конце концов, я твой зомби-слуга. Вот и служу, чем могу.
Понять бы ещё, зачем, думала она, слой за слоем разматывая повязки под его пристальным взглядом: надеясь, что голос её прозвучал достаточно колко. Хлопочу, как наседка, над человеком, который меня ни в грош не ставит. Хотя нет, в грош, может, и ставит — именно в него.
Ладно. Они же как-никак играют на одной стороне. Они заодно. И Евино самочувствие напрямую зависит от его самочувствия. И вовсе её не впечатлил его сегодняшний косплей ангела смерти: ещё раз убедительно доказавший, что самомнение венценосного сноба хотя бы раздуто не на ровном месте.
И вовсе ей не жалко мальчика, привыкшего зализывать раны в одиночестве — которому никто и никогда не дул на разбитые коленки.
— И почему ты не можешь залечить их магией? — уточнила она, левой рукой держа его ладонь, а правой обрабатывая порез, алой чертой пересекавший паутину старых шрамов.
— Некромант не может исцелять раны, которые нанёс себе для сотворения ритуалов, — нехотя откликнулся Герберт. — Эта кровь — плата Жнецу за использование сил, дарованных им. Иначе плата не была бы настоящей.
Его пальцы были длиннее её на целую костяшку. Впрочем, у Евы пальчики были почти миниатюрные. Мама когда-то говорила, что для музыканта они слишком маленькие, но длину Ева с успехом компенсировала хорошей растяжкой, — и не раз видела, как стремительно могут порхать по струнам и клавишам даже самые маленькие и пухлые ручки.