Мы перебрались в кабинет, он отдал мне свою распечатку инструкции и приготовился внимать.
Когда я сделала пометку на последней странице, мысленно анализируя все сказанное, то Вишневский чересчур вежливо спросил:
— Это все, что ты хотела знать?
— Да, спасибо. Я же могу, если вдруг возникнут вопросы, уточнить у вас нужную информацию.
— Ландыш, я сам сейчас много нового о себе узнал. Даже боюсь представить, что ты обо мне не знаешь. Стоп, молчи, иначе мы никогда не пообедаем. Ландыш три часа дня, пожалей старика.
Я покраснела и залепетала извинения. Он притворно вздохнул:
— Поторопился я с требованием правдивых ответов. Пошли, чудо гетерохромное.
— Куда?
— Восполнять запасы энергии. Ландыш, обедать мы идем, обедать.
Он настойчиво отнял у меня ручку и бумаги. Мои попытки намекнуть, что у меня куча дел, пресекли жестко, молча указав на дверь. По лестнице он спускался первым, и за ним я и не сразу заметила, что на ресепшн тусовался народ.
При нашем появлении все примолкли, однако расходиться при виде директора не спешили. Главный бухгалтер помахивала папочкой, оценивающе осмотрев меня и фыркнув. Марина презрительно поджала губы, секретари застыли в ожидании. Я попыталась воспользоваться всеобщим столбняком и сбежать обратно, но меня поймали за плечи:
— Ландыш, ты куда?
— Я телефон забыла.
— Мы вернемся. Софья, мы с Ландыш пошли пообедаем. Богдан, дай ключи от машины.
В звенящей тишине водитель протянул ключи. Я покорно стояла рядом, потому что меня продолжали держать за плечи. Когда же меня потянули в сторону лифта, сделала еще одну попытку освободиться:
— А плащ?
— Мы на машине.
— Витольд Лоллийевич, — робко спросила вдогонку Вероника, — а вы вернетесь?
— Я еще не решил, — небрежно бросил он через плечо.
Двери закрылись, и я наконец получила свободу.
— Витольд Лоллиевич, это переходит границы, — возмутилась я.
— Лоллийевич. Народ жаждал зрелища, он его получил. Может теперь вернутся к работе. Ландыш, я не собирался на голодный желудок устраивать разборки, мог бы пережать гайки. А вот потом.
— То есть говорить правду к вам не относится? — съязвила я.
— Офисные интриги искоренить нельзя, их можно минимизировать, управляя. Это политика, а в политике на чистой правде не уедешь далеко.
— Здесь больше психология управления замешана.
— Мне повезло с таким умным помощником. Ты любишь пиццу?
Мы стояли на крыльце, вокруг бурлил проспект Мира. Подул осенний холодный ветер, и я поежилась.
— А где машина? А то холодно.
— Не знаю. А вот пиццерия на той стороне, если пойдем быстро, то не замерзнем.
— Витольд Лоллиевич, я без сумки.