— Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда без разрешения трогают мои вещи. Тем более, конкретно эту чашку. Уходи, Лидия.
Он выпрямился и снова занял позицию между нами, словно загораживая меня от взгляда женщины. Он уже собрался развернуться к ней спиной, явно не желая продолжать этот разговор, только замер, когда она обратилась к нему вновь.
— Ксандр, — Лидия нахмурилась, и закусила губу. — Это правда важно. Ты же знаешь, понимаешь, что я бы не пришла сюда… из-за пустяка… Ксан, это касается Ричарда…
Роутек, кажется, даже дышать перестал.
— Правда, Ксан…
Мужчина молчал, смотрел мимо меня в пустоту и молчал. Создавалось впечатление, что он заледенел от ее слов, каждый мускул, каждая клеточка его тела стали неподвижными.
— Пожалуй, мне пора… — прошептала я повторно, стараясь протиснуться мимо Роутека.
— Пожалуй, да… — ответила мне Лидия, прожигая странным, нечитаемым взглядом и дергая бровью, словно намекая выметаться.
— Нет. Кира остается, а ты, Лидия, как я уже сказал, уходишь. Мне плевать на то, что происходит у вас с… — он запнулся, но продолжил также зло: — Ричардом. Мне плевать на то, что ты пробралась в мой дом, хотя кто-кто, а уж ты-то знаешь, насколько я не рад тебя тут видеть. Поверь, мне хватает того, что мы вынужденно пересекаемся в коридорах Академии.
— Но это по-настоящему важно! Ксан! Это касается чести семьи!
— Чьей? Моей?
— Нет же! Моей, Ксан! Ну ты же понимаешь, насколько это важно!
— Твоя семья не ведает значения слова «честь». — Кажется, Роутек еле сдержался, чтобы не начать кричать, хотя на меня он регулярно вызверивался, совершенно ничего не стесняясь. — Уходи, Лидия. Ты более не часть этого дома! Не часть моей жизни, и твои проблемы с… Ричардом, — это имя он произнес, выделяя каждый слог, — меня более не касаются.
— Выслушай же меня! — Лидия сделала шаг в сторону, развернулась спиной к нам, словно старалась скрыть что-то, а потом, обняв себя руками, бросила через плечо: — Ксан… Я знаю, ты имеешь право злиться, но…
Она порывисто развернулась и вновь посмотрела на блондина. И столько было в этом взгляде тоски, мольбы, надежды и какой-то откровенной, практически животной страсти, что я инстинктивно отпрянула, боясь «обжечься». Точнее, я попыталась сделать это, только Роутек не позволил. Сильнее сжав пальцы, он с силой дернул меня обратно к себе. Я ощутила, как он не столько прижимал меня, сколько старался не упасть, ища во мне опору.
Я переводила взволнованный взгляд с госпожи Грон на Роутека и обратно. Видела, какой злостью полоснули ее глаза, когда она заметила это движение. Как поджались губы, чуть кривясь. Она злилась. Очень.