– Нет, мне просто хотелось, чтобы у меня был повод держать тебя за руку.
Зара позади нас всеми силами изображает звуки рвотного позыва. Когда лестница кончается, я чувствую под ногами мягкий ковёр с длинным ворсом. Не видно абсолютно ничего – даже лиц друзей, столпившихся у подножия лестницы. Я стискиваю руку Джейка, и это придаёт мне храбрости – я делаю ещё один шаг вперёд, и тут же нас ослепляет яркий свет, льющийся с потолка.
Это, действительно, очень странное помещение. Белоснежные стены и ковёр. Три стенные полки. На верхней сидит здоровый плюшевый медведь, на средней – валяется какой-то разломанный пополам шар, а на нижней лежит подушка с рубиновым колье дивной красоты. Помимо этого в комнате есть три постамента, два из них застеклены – а третья разбит и пуст. На одном из постаментов стоит футуристичного вида красная перчатка, в другой – небольшая, дюймов в пять высотой, статуэтка из янтаря. Статуэтка изображает застывшую в танце полуобнажённую девушку с короной из павлиньих перьев.
– Да тут у него музей, – протягивает Крэйг.
– Серьёзно, что это за место? – спрашивает Мишель, как будто кто-то из нас может дать ей ответ.
Я медленно прохожу вдоль постаментов.
– Трофейная комната? – предполагает Эстелла.
Здесь, на самом деле, очень пыльно. Видимо, давненько не ступала нога человека на этот грязно-белый ковёр.
Мишель подходит к постаменту со статуэткой.
– Какая красота. Это золото?
– Янтарь, – поправляю я машинально. Нахожу кнопочку на постаменте, и стекло раскрывается. Мишель благоговейно прикасается к статуэтке.
– Она… прекрасна, – Мишель зачарованно водит пальцами по нашей находке. Яркий потолочный свет отражается в янтаре. – Мари, потрогай, какая она гладкая…
Я усмехаюсь, но тем не менее протягиваю руку. В какой-то момент наши с Мишель ладони соприкасаются – и мой мир плывёт.
Я в спальне сестринства в Хартфилде. За окном буйствует весна. Стою напротив Шона – он, скрестив руки на груди, смотрит с презрением на обхватившую себя за плечи Мишель.
– Я сказал тебе: всё кончено, Мишель. Прекрати это.
– Но… – она в непонимании разводит руками, а Шон разворачивается, чтобы уйти. – Ты ведь не можешь, на самом деле…
– Мы два долгих года строили что-то, но ты сама всё испортила. Так что я – на самом деле – могу. Стоит однажды подорвать доверие – и возврата не будет.
Он выходит, резко захлопывая за собой дверь, и Мишель оседает на кровать, её плечи трясутся от сдерживаемых рыданий. Через мгновение кто-то стучится.
– Миш, ты там в порядке? – раздаётся из-за двери женский голос.
– Тебе принести ромашковый чай? – добавляет другой, тоже принадлежащий девушке.