– Всё хорошо, – выдыхаю я, и Джейк нежно касается моего лица ладонями, стирая с щёк слёзы. – Так хорошо, Джейк…
Он улыбается, и от его улыбки я начинаю плакать ещё сильнее. Я так люблю его, что это разрывает изнутри, ломает кости, сжигает всё к чертям, не оставляя ничего, кроме бешено горящего пламени в моих венах, в каждом ударе рвано бьющегося сердца, это переполняет меня и находит выход в слезах и поцелуях, которыми я покрываю его заросшие щетиной щёки.
Это не проходит. Даже когда я перестаю плакать, даже когда Джейк просто обнимает меня, лежащую на его груди, это ничерта не проходит, ощущение какой-то непривычной наполненности не покидает меня, но ему, конечно, нужно испортить этот восхитительный момент разговором, за которым я – не вовремя вспоминаю – и пришла.
– Принцесса, ты знаешь, – осторожно начинает Джейк, и я внутренне напрягаюсь. – Завтра…
– Мы возвращаемся домой, – твёрдо говорю я, давая понять, что не хочу ничего слышать, но, кажется, он не настолько чуток, чтобы уловить сталь в моём голосе.
Нет, пожалуйста, давай не будем.
– Да. Нет, – тихо произносит он. – Я не могу.
– Почему? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
– Сама знаешь. Будут репортёры… Вся эта публичность. Я не могу этого допустить. Вы все вернётесь домой, к своим семьям, а я вместо этого отправлюсь в тюрьму, Марикета. Так что я подожду, пока вы все пройдёте через портал, а потом… Открою его снова. В другом месте.
Я приподнимаю голову, чтобы видеть его лицо. Злость пеленой затуманивает взгляд, и больше всего на свете мне хочется ударить Джейка. Кажется, какое-то время назад, лёжа у затухающего костра, я планировала сказать ему что-то другое, я планировала отреагировать иначе, но сейчас что-то изменилось, кровь с яростью пульсирует в висках от того, насколько это всё несправедливо.
– Ты не можешь, – выплёвываю я, ловя каждое изменение его мимики. Чуть нахмуренные брови. Прикрытые глаза с подрагивающими ресницами. Мимолётное движение языка, когда он облизывает пересохшие губы. – Не можешь, блядь, Джейк! Позволить Лундгрену победить? О, только не ты.
– Принцесса! – жёстко произносит Джейк. – Я в розыске! В бегах! А он – со своим отрядом и всем этим оборудованием, сука, он! уже! победил! Марикета, неужели ты не понимаешь?
От его слов, от интонации и плещущейся в распахнутых глазах боли я задыхаюсь. Я чувствую это в себе – его ярость и острую обиду на несправедливость жизни, его желание отомстить и отсутствие сил и возможностей сделать хоть что-то.
– Да плевать, – тихо говорю я наконец, – плевать, Джейк. Ты должен сказать всем правду. Раскрыть им глаза на Лундгрена. Это… Нужно. Не только ради тебя, это нужно ради Майка. Ради его памяти.