– Так даже лучше, – подбодрил ее Виктор, видя, что Беатрис несколько сконфуженно смотрит на свой порез, – никто не начнет задавать лишних вопросов. Давай сюда руку.
Девушка протянула ладонь, и мужчина накрыл ее своей, так, чтобы их кровь смешалась, а жизни навсегда соединились.
– Теперь мы связаны с тобой не только узами любви, но и узами крови, – сказал Виктор, которого боль от пореза, судя по всему, совсем не беспокоила, – пусть это дерево станет свидетелем нашего союза, разрушить который не под силу никому.
Сказав это, Виктор поднес их руки к дереву и, выпустив ладонь Беатрис, провел своей окровавленной рукой по только что вырезанному им же рисунку, после чего это же действие повторила за ним и девушка, продолжавшая молча наблюдать за всем происходящим. Сердце ее при этом билось так сильно, что Виктор мог легко слышать его, а одновременно завораживающая и пугающая первобытность их ритуала вызывала странный восторг, точно она ждала этого момента всю свою недолгую жизнь.
– Пойдем, – сказал наконец Виктор и, обняв Беатрис за плечи, повел девушку по дорожке, ведущей к ее дому.
Беатрис зачарованно смотрела на своего возлюбленного, не в силах вымолвить ни слова. Мысли ее путались, а ближайшее будущее и то, что они спланировали, казались чем-то нереальным. Существовал только этот миг, в котором ей хотелось остаться навсегда: с Виктором, возле старого дуба, с кровоточащими ранами на руках, но с полным любви сердцем.
Рисунок на стволе дерева стал багрово-алым после того, как молодые люди дотронулись до него своими ладонями, и теперь сердце с инициалами В и Б кровоточило, а капли крови медленными струйками стекали по темной коре дуба к его корням, уходя глубоко в землю, питая и насыщая ее солоноватыми потоками любви и отчаянья. Птицы, до этого заливисто щебетавшие на ветвях старого дуба, покинули дерево и больше никогда не возвращались к нему. Вокруг дуба воцарилась неестественная для тёплого летнего вечера тишина, полная дурных предчувствий и скорби.
В следующее мгновение Виктория каким-то образом оказалась вырвана из прекрасного и тихого летнего вечера и поняла, что бредет в темноте по узкой тропинке, некогда вымощенной плоскими камнями, а сейчас частично заросшей травой. Острые камешки и соломинки царапали ее босые ноги, но девушку это вовсе не волновало. Держа в одной руке лампу, дававшую весьма скудное освещение, Беатрис уверенно шла вперед, не смотря на клокочущее сердце в груди. Она думала о том, не совершала ли ошибку, доверившись молодому человеку, ведь ей всего семнадцать лет и жизненного опыта у нее не так много, но любовь, как это часто случается, ослепила ее и в какой-то степени лишила здравого рассудка, поэтому все доводы, приводимые ею же самой себе, тут же отбрасывались, и перед внутреннем взором девушки вновь возникало прекрасное и такое любимое лицо Виктора.