Первой почувствовала неладное Беатрис. По ее коже вдруг пробежали мурашки, словно на нее подул холодный северный ветер, однако, окно в спальне продолжало оставаться закрытым и никакой сквозняк просто не мог проникнуть в комнату. Замерев на мгновение и легонько прикрыв рукой рот Виктора, стремившегося вновь поцеловать девушку, Беатрис прислушалась. Так оно и было: кто-то поднимался по лестнице, кто-то довольно тяжелый, раз старые деревянные доски поскрипывали от каждого его шага.
– Слышишь? Кто-то идет сюда, – шепотом сказала Беатрис Виктору и, выскользнув из-под него, встала и тут же начала расправлять слегка помятое платье, думая, что, возможно, родители вернулись раньше времени.
Виктор также вскочил с постели и отошел к окну, где начал лихорадочно приглаживать растрепавшиеся белокурые локоны, дабы предстать перед будущими тестем и тещей в своем наилучшем виде. Его новый пиджак из светлого сукна, купленный на деньги семьи Беатрис, делал его и так прекрасную внешность еще более неотразимой. Юноша хорошо это понимал и с нетерпением ждал, когда сможет приобрести еще больше подобных красивых и дорогих вещей, которые так ему шли.
Шаги раздались совсем близко, но потом затихли, словно кто-то замер возле двери, раздумывая, входить в спальню девушки или нет.
– Па, это ты? – спросила Беатрис своим звонким голосом, – можешь зайти. Виктор пришел навестить нас…
Девушка замерла на полуслове, когда увидела, кто скрывался за дверью. Потеряв дар речи, она сделала два шага назад, но, забыв о стоявшем в комнате кресле, наткнулась на него и, потеряв равновесие, полетела на спину. Виктор, так и не поняв, что случилось, кинулся на помощь своей невесте и, только добежав до нее и приподняв за талию, поднял наконец-таки глаза кверху и остолбенел.
Перед ними стоял Рэндольф, которого они все это время считали мертвым. Вернее, перед ними стояло то, что осталось от некогда статного и красивого мужчины: его лицо, безжалостно тронутое в ту злосчастную ночь пожаром, представляло собой маску ужасов. Черты словно стерлись с лица и лишь страшные рубцы и ожоги покрывали всю поверхность кожи мужчины. Волос на голове почти не осталось, и только небольшие пучки торчали то тут, то там на обезображенном огнем черепе. Один глаз скрывало веко, расплавленное при пожаре и приросшее к щеке мужчины, зато второй глаз был налит кровью и пылал такой ненавистью, что, казалось, одного лишь взгляда хватило бы, чтобы испепелить кого угодно.
Прихрамывая на одну ногу, мужчина зашел в комнату и, открыв безгубый рот, похожий на бездонный черный колодец, хриплым голосом сказал: