Фантастический альманах «Завтра». Выпуск второй (Аверченко, Чаликова) - страница 395

Дед оживился.

— Думбадзе тоже помню. Тот был задумчивый.

— Как, дед, задумчивый?

— Задумается-задумается — и скажет: «Есть у нас среди солдат евреи?» — «Есть». — «Выслать их». Купальщиц высылал, которые без костюмов купались; купальщиков, которые подглядывали. И всех по этапу, по этапу. Вкус большой к этапам имел… А раз, помню, ушел он из Ялты. Оделся в английский костюм и поехал по России. А журналу «Сатирикон» стало жаль его, что вот, мол, был человек старый при деле, а теперь без дела. Написали статью, пожалели. А он возьми и вернись в Ялту, когда журнал там получился. И что же вы думаете, детки: стали городовые по его приказу за газетчиками бегать, «Сатириконы» отбирать и рвать на клочки. Распорядительный был человек. Стойкий.

И долго еще раздавался монотонный, добродушный дедушкин голос. И долго слушали его притихшие, изумленные дети. А за окном выла упорная сельская метель, слышались звуки автомобильных сирен и однотонное гудение дуговых фонарей на большой, занесенной снегом дороге.

Михаил УСПЕНСКИЙ (1950), журналист, живет и работает в Красноярске. Пишет давно, публиковать его рассказы начали («Литературная газета», «Огонек», «Смена» и другие), понятно, только в последние годы. Вышли две книги — «Дурной глаз» (Красноярск, 1988) и «Из записок Семена Корябеды» (Москва, библиотека «Огонька», 1990).

Недавно принят в Союз писателей.

Родилась я, внучки, в бедной семье. Не самой, правда, бедной, но достатка в доме не было, житьишко совсем худое против теперешнего. Поверите ли, нет — у нас с сестренкой, когда в школу пошли, одни золотые сережки с малюсеньким бриллиантиком на двоих были. День я ношу, день она. Только в третьем классе каждой отдельные купили, нас перестали «лимитой» дразнить.

Словом, хлебнули мы лишенька по самую маковку. Зима, мороз под сорок. Ровесниц наших на служебных машинах в школу везут, на черных; а мы в такси позоримся. Вот, ребяточки, в каком горниле сталь-то наша закалялась.

В школе сидишь — жевать хочется, спасу нет. А пожевать-то и нечего. Вот и ходим гужом за подружками: оставь да оставь. Которая жалостливая — оставит. А мы потом еще друг перед дружкой хвастаемся — мне, мол, клубничная попалась, а мне, мол, вообще японская. Неделю, две жуешь эту резинку, не то что вы: помусолите да выплюнете.

И в школе-то пришлось все своим умом постигать, репетиторы дороги были. А вас во сне обучают, а вы еще храпите дак.