Мистер Уэйбридж поднял на руки сына и, пошатываясь и тихонько напевая что-то себе под нос, пошел в деревню. Когда он приблизился к детям, те расступились, освобождая путь, и проводили его, склонив головы.
Я судорожно вздохнул – перед этим я, похоже, некоторое время не дышал вовсе – и несколько резче, чем собирался, встал с кресла, чтобы подойти и подробнее рассмотреть рисунок, висевший на стенке у двери.
– Так, значит, это… – начал я.
– Да, – сказал дядюшка. – Его рисовал Артур, когда Фрэнсис отправился навстречу своей погибели. Это, собственно говоря, его последний рисунок. Он считал себя виноватым в смерти Фрэнсиса и в наказание лишил себя своей единственной истинной радости.
– Это так грустно, – сказал я.
– Да, действительно, – отозвался дядюшка Монтегю.
Присмотревшись к рисунку, я заметил на нем кое-что, чего раньше не видел: в тени одного из домов стоит маленькая девочка.
Я уже хотел позвать дядюшку, чтобы поделиться с ним своей находкой, но тут вдруг тушь, которой была нарисована девочка, начала поблескивать, будто еще не высохла, а затем без следа впиталась в бумагу.
Я поморгал, пораженный игрой не то света, не то собственного разгоряченного воображения, не то того и другого вместе, а потом долго таращился на рисунок, ожидая от него новых перемен. Их, разумеется, не последовало, и я вернулся в кресло у камина.
– Видел ее? – спросил дядюшка, не отрывая глаз от языков пламени.
– Кого? – уточнил я и еще раз бросил взгляд на рисунок.
– Не важно, – сказал дядюшка Монтегю. – Еще чаю?
– Спасибо, дядюшка, – ответил я. – Вот когда вы сказали…
– А тебя, Эдгар, не манят путешествия? – перебил меня дядюшка Монтегю.
– Еще как манят, сэр, – заверил я. – Мне очень хочется путешествовать.
На самом деле, если я раньше и испытывал желание побывать в Турции, то теперь оно бесследно и окончательно испарилось. От разговора о странствиях нас отвлек шум, раздавшийся у нас над головами и похожий на то, как если бы этажом выше несколько пар ног перебежали из одного угла комнаты в другой. Я уставился на потолок. Дядюшка Монтегю тоже, хотя и не сразу, поднял взгляд. Теперь вместо топота до нас доносилось шарканье, исходившее, как мне казалось, из довольно-таки крупной трещины в потолке.
– Дядюшка, что это за шум? – спросил я, не отрывая глаз от потолка.
– Дом старый, Эдгар, – ответил он, задумчиво наблюдая за игрой огня в камине. – И полон разных звуков.
– Но ведь наверху точно кто-то есть, – сказал я. – Вам не хочется узнать кто?
– Нет, – покачал головой дядюшка Монтегю. – Не хочется. Я и так знаю.