2
Когда Берендей вошел в покои, Русалка еще спала. Он подошел к ней, убрал спутанные волосы с лица. Ее кожа побледнела, лоб покрылся испариной. Втиснутые в кожу ногти оставили на ладонях крупные красные лунки в виде месяцев.
– Ты пришел, – сказала Русалка слабым голосом, улыбнулась, но глаз не открыла. – Побудь со мной.
– Я всегда рядом, – ответил Берендей, и кровать под его весом скрипнула. – Может, хочешь есть или пить? Я найду что-нибудь, только скажи.
– Нет, Берендей, мне ничего не нужно. Я хочу только побыть с тобой в свои последние часы.
– О чем ты говоришь?
– Я умираю. Силы покидают меня, я это чувствую, – она протянула крохотную, по сравнению с его, ручку. Берендей сжал ее, она почувствовала жгучее тепло. – Я не хочу тратить время на бесполезные вещи. Я слишком долго сидела в омуте, боялась выглянуть из него. Жаль, что столько лет я не подозревала о твоем существовании.
– Не говори так, – попросил царевич, – у нас впереди еще много времени. Ты просто ослабла. Тебе надо поесть и тогда ты поправишься.
Русалка открыла глаза. От ее взгляда Берендей почувствовал себя несчастным. Они оба знали правду, но он пытался сбежать от нее, как всю жизнь сбегал, когда что-то пугало его. В этот раз он не мог позволить себе такое ребячество.
– Есть что-то, что ты хотела бы сделать? – тихо спросил он.
– Несколько вещей. Я уже все продумала, – она тихо засмеялась, но из-за слабого дыхания казалось, будто она задыхается. – Я хочу, чтобы ты дал мне имя. Человеческое имя. Русалок на свете много, а я хочу быть единственной в Залесье. Для себя и для тебя.
– Имя? – Берендей замешкался.
– Решать тебе. У имен много значений. Какое из них мне подойдет?
Берендей пригляделся. Рыжие волосы Русалки сникли и потеряли блеск. Светлые глаза неестественно побелели. Она напоминала ему о Людмиле, память о которой хранилась глубоко в чертогах разума, но сердцем Берендей никогда ее не любил. Они были хорошими друзьями. Людмила пообещала ему, что в замужестве не станет ему мешать, не расскажет царю о том, что он хочет заниматься вышивкой и рисованием. Она была его подспорьем, пока не заболела. Спустя пять веков Берендей не помнил ее лица, помнил только имя и лишь часть того, на какие жертвы ей пришлось пойти ради него.
С Русалкой все было иначе. Его крупное медвежье сердце сжималось в страхе от мысли, что однажды ее не станет. Что ее и без того ледяная рука больше никогда не сожмет его пальцы, не прикоснется к нему. Он не держал на Русалку зла за то, как она игралась с ним, когда не знала, кто перед ней. Его сердце умело прощать и забывало все нехорошее.