Черта невозврата (Skolorussov) - страница 114

– Брошюру ты здорово назвал. Воображение у тебя работает. А вот название бестселлера мне не очень нравится.

– Предлагай!

– Я предлагаю, чтобы ты придумал новое название.

– Тебя так просто к ногтю не прижмёшь. Ну, ладно. Как тебе такое: «Кругосветное плавание в бане».

– Нет. Ну это уже совсем пошло. Хочется романтичней название. Душевней.

– Душевней? Здесь душа нет. Здесь только баня.

– Сейчас получишь от меня, – Соня ткнула несильно своим кулачком ему в щёку. – Смешно ему! Название нормальное придумай! Думай!

Стас выдал оптом:

– «Между двух полюсов», Магнитным и Северным, – пояснил он. – «Оттепель на Северном полюсе», «Затерянные во льдах», «Занесённые в бане», «Банно-прачечный комбинат «Белый Север»», «Распугавшие вечность», «Охотничек и его Заноза», «Ледяной остров Милорадовой», «Сказка о спящей царевне Соне», «Вернувшиеся из комы» …

– Хватит, хватит, хватит! Я вижу, что ты не способен придумать что-либо стоящее.

– БНА!

– Что значит – БНА?

– Без Названия.

– Нет. Мне не нравится. Почему без названия?

– Название придумаем, когда напишем главу «Долгожданное спасение».

– Спасение? Никогда не думала, что в моей жизни найдётся место мечте о собственном спасении. Раньше я мечтала только о спасении мамы. А теперь – о нашем с тобой спасении. А ты мечтаешь?

– Всегда. Я мечтаю, чтобы мы не потерялись в этой жизни.

– Слишком обтекаемо.

– Тогда выражусь точнее. Я мечтаю, чтобы мы никогда не потеряли друг друга.

Соне и эта фраза показалась довольно аморфной. Но она всё равно пришлась ей по душе.

Возможно, что только не совсем обычные условия, страдания и борьба за жизнь позволяют нам разглядеть не замыленным обыденностью взглядом того самого единственного, любимого человека. А может, сам бог позволяет нам сделать это тогда, когда он этого захочет. Впрочем, не мог бог принести в жертву возникшим чувствам ребят столько всего страшного и жестокого. И ни каких-то там условных жертв психологического плана. А огромное количество настоящих жизней реальных людей. Такого не может быть, так как такого быть не может в принципе! Это основа человеческой морали, основа божьей сути, основа любви. Любовь не может возникнуть благодаря или вопреки чужому горю. Она просто может возникнуть. И всё. Одно можно сказать с уверенностью, Соня неожиданно почувствовала в этом парне, которого она знала ещё школьником, свою половинку, своё отражение в зеркале. Она неожиданно узнала в нём того самого человека, о котором грезила в девичьих мечтах с самого детства. Образ этот давно сложился в её душе, в её сердце. Просто она не ведала его имени. Теперь Соня знала наверняка. Это – он. Станислав. Слава. Большой, сильный, смелый, справедливый, галантный, человечный. Красивый. Красивей его нет на этом свете. Поставь сейчас рядом с ним самых известных в мире красавцев, она показала бы на него пальцем. Он самый красивый! Он мой! Он любимый! «Как странно, – думала она, – ведь буквально вчера я смотрела на него, как на совершенно чужого человека. А сегодня – никого на всём белом свете нет родней и милей Станислава. Это наваждение! Словно пелена спала с глаз. Нет, я вру. Мне уже не были безразличны его глаза, его силуэт, его голос с тех самых пор, как я увидела его в самолёте. Просто я сама себя уговаривала не смотреть на него, не думать о нём, не следить за тем, как он поступает в различных ситуациях и что делает. Теперь его глупые шутки не казались такими уж глупыми, его ругань – такой уж грубой и несправедливой, его плохие привычки… А что, привычки? У него нет плохих привычек. Он идеален! И не надо меня в этом разубеждать! Ах, я просто не знаю о них? Ну и что! И не хочу знать. Даже если узнаю – я его прощу. Нет, я их уничтожу. Исправлю, вычищу, перезагружу его жизненную программу. Глупая. Ты уже думаешь о будущем. А может он и не любит тебя. Но я ему, хотя бы, нравлюсь? Конечно, нравлюсь. Иначе он не спас бы меня. Бросил там – на льдине. И здесь бы не ухаживал день и ночь. Не мыл бы меня и не выносил бы за мной… Боже мой! Как стыдно! Но вдруг, если бы на моём месте была другая, он поступал бы точно так? Может быть. Или всё же – не может?»