– Не трогай! Не трогай его!
– Но это же тарантул! – я вновь попытался стряхнуть паука со стены.
– Ну и что? – женщина перехватила мою руку. – Он что, напал на тебя? Ни один паук в пустыне, ни одно насекомое никогда первым не нападает на человека! Не обижай никого и тебя никто никогда не укусит.
Я послушался и ушёл. А теперь она умирает.
Марина Юрьевна лежала на земле, скорчившись в позе эмбриона. Судя по всему, она была в параличе. Изо рта выходило рвотное сусло. Я приподнял одно веко, затем второе. Зрелище было невероятно страшным. Холодный озноб трижды пробежал туда-сюда по моей спине. Зрачок под правым веком был расширен до полного предела. Смотрелось это жутко. А под вторым веком и того хлеще. Мало того, что зрачок был расширен, идентично первому, но он ещё и смотрел совсем в другую сторону, несоосную первому. Виола стояла в пяти метрах от меня, стянув своё тело длинными худыми руками в полный обхват и буквально тряслась от ужаса. Её закусанные до бела губы реально вибрировали. Но мне было не до неё. Надо было как-то спасать Сухарецкую. Но как?
– Воды! – зарычал я. – Быстро!
– Она кончилась, – проблеяла в ответ розовая овечка.
Вырвав из её рук пустую бутылку, я буквально несколькими словами, наполненными под завязку доходчивыми русскими аллегориями, кратко обрисовал всё, что о ней думаю. Когда вернулся, картина не изменилась. Почти не изменилась. Сухарецкая по-прежнему лежала, свернувшись калачиком, а Виола уже не только тряслась, но и рыдала. Рыдала во весь голос, как говорится, белугой. Я приподнял голову укушенной пауком женщины и стал вливать в неё содержимое бутылки:
– Пей! Давай, родная, пей. Надо выводить токсины хотя бы таким образом.
Получалось плохо, но в перерывах между вливаниями, Сухарецкая зашевелила губами. Лицевые нервы и язык не слушались её, и я ничего не понял. Только через некоторое время мне удалось расшифровать отрывки её несвязной речи. Можно было понять, что её укусил каракурт. Но не один, а несколько. Она хотела прибраться, а в куче мусора оказались многочисленные самки этого самого ядовитого паука Средней Азии. Да уж, не трогай этих тварей, и они на тебя не нападут. Учила меня уму разуму, учила, а сама…
– Что мне делать? Куда они тебя укусили?
Обескураживающий ответ звучал примерно так:
– Уже поздно… Прошло много времени… Отсасывать яд каракурта нельзя, им можно запросто отравиться.
– Что можно сделать?
– Ничего. Готовь ночлег, уже темнеет.
Эх, Марина Юрьевна, Марина Юрьевна… Даже на ложе, на смертном ложе, ты думаешь о других. Солнце быстро проваливалось за горизонт. И на самом деле: скоро стемнеет. Я подумал, что спасти женщину, ставшую мне практически родной, может только обильное питьё и тепло. На всякий случай я спросил Виолу: