– Паш, да я и так верю, не надо ничего доказывать. Ты мегакрутой, и тачки у тебя такие же мегакрутые. И дома. И бизнес.
Я невольно улыбнулась, а Павлик сокрушенно вздохнул.
– Вот опять ты все в шутку переводишь, а я, между прочим, спать не могу.
– Я заметила.
– Да не, сегодня не в счет. Умаялся с этим походом, вот и свалило. И вообще… Я когда с моста летел, думал, все, конец. И знаешь, так обидно стало! Я ведь так и не признался в своих чувствах, не сказал, что люблю. А ты… Ты самая добрая, самая красивая и самая отзывчивая из всех, кого я знаю!
Пашка снова вздохнул и посмотрел мне в глаза совсем как Луфи.
Я вспомнила своего пройдоху, и тоже вздохнула. Как он там без меня? Весь корм съел или все-таки на пару дней хватит?
– Даш?
Носов ждал ответа, но у меня его не было. Ну не верила я в Пашкины чувства. Это у него от падения что-то в мозгах замкнуло. Столько лет друг друга знаем, какая там любовь?
– А как же все эти твои нимфы?
– Думаешь, они мне нужны?
Пашка взъерошил волосы, и рука его замерла на шее, отыскивая несуществующий хвост.
– Да я, можно сказать, только ради тебя все – вон, даже постригся. А ты только смеешься.
– Паш, я не смеюсь.
– Значит, в шутку переводишь. Я ведь уже столько лет в любви признаться пытаюсь, а у тебя все хиханьки. Ничего не замечаешь.
Я задумчиво смотрела на Павлика. Неужели то, что я считала дружбой, он понимал как-то иначе?
– Паш, да ты же никогда ни о чем не говорил!
– А чего говорить? Помнишь, как в шестом классе я тебя поцеловал? А ты рассмеялась и сказала, что тебе щекотно и мокро? И чтобы я больше не приставал к тебе со всякими глупостями.
– Так мы тогда детьми были.
– Ну и что?
Пашка насупился, а я смотрела на его родное и до каждой черточки знакомое лицо, и испытывала странные чувства. Жалость, растерянность, желание обнять родного обалдуя, которого привыкла считать едва ли не братом, неловкость от того, что делаю ему больно. Мне хотелось как-то утешить Пашку, но как? Ответить на его чувства я не могу. Соврать? Тоже. Пообещать, что в будущем все возможно? Так все равно это ложь. И что теперь делать?
Пашка все понял по моему лицу. Он невесело хмыкнул, снова провел рукой по волосам и уже совсем другим тоном сказал:
– Да ладно, проехали. Забудь, что я тут наговорил.
– Паш.
– Ерунда, не обращай внимания. Это на меня так падение с моста повлияло. Видно, головой ударился, вот и мелю ерунду. Так, что ты там насчет еды говорила?
Пашка улыбнулся хорошо знакомой улыбкой – открытой, веселой, бесшабашной, как будто ничего и не было, но я уже не могла забыть недавнее призвание, и мучилась от неясных сожалений. Вот почему так? Хороший человек, родной практически, а сердце молчит. Зато, когда чужого и непонятного Илью вижу, так этот дурацкий орган стучит так, что за километр слышно.