«А как же с Джейсом?»
Ведь в тот день он пытался убить ее – пытался убить, пока она еще служила Боласу, пока посылала его Вековечных убивать жителей Равники, пока посылала его Вековечных добывать для дракона Искры мироходцев. Однако, когда все это кончилось, Джейс телепатически, мысленно дотянулся до нее, и вовсе не в гневе – с заботой. И после всего, что она сделала, после того, как даже Гидеону позволила умереть вместо нее, его сочувствие оказалось невыносимым. Ярость – дело другое, ярость его она поняла бы и пережила. А вот сочувствие… его сочувствие едва не уничтожило, не сокрушило Лилиану на месте.
«Какое он имел право сочувствовать мне?!»
– Как же все это нелепо!!! – прокричала она болоту.
Даже собственный голос прозвучал слегка не так. Сдавленно. А может, попросту нереально. Фальшиво. Ведь теперь она стала вовсе не Лилианой Весс – по крайней мере, знакомой, узнаваемой Лилианой. Остановившись, она взглянула вниз, на собственное отражение в неподвижной воде.
– Волосы растрепаны. И когда же я платье успела порвать? А грязи, грязи-то сколько…
Не следить за внешностью – это было совсем на нее не похоже. Лилиана попробовала было сплести заклинание и почиститься, но магия не подействовала. А все потому, что сосредоточиться в должной мере не удалось, и это тоже было совсем, совсем не в ее духе.
«Итак, может быть, я – вовсе не Лилиана Весс. Может, я – просто подделка, либо иллюзия, созданная Джейсом Белереном. Грязная, жуткая, коварная ведьма, какую он всегда представлял себе прячущейся под маской женщины, перед коей не мог устоять. Вот, значит, кем я была – и кто я есть – для него? А кто для меня такой Джейс Белерен?»
Он был человеком, которого она использовала, которым манипулировала – ради любовных утех, ради власти, ради освобождения от демонов, державших ее в плену.
«И это все, чем он был, верно? ВЕРНО?!»
Нет. Где-то там, в глубине души, рядом с человечностью, погребенной как можно глубже, она понимала: все это ложь. В глубине души она действительно его любила.
«Если допустить на минуту, что я знаю, как это делается».
От этой мысли Лилиана расхохоталась в голос. Собственный смех показался ей ледяным, мертвым.
«Была ли любовь хоть когда-нибудь одной из моих целей?»
И снова – нет. Десятилетиями трудилась она, храня свою молодость, дабы укрепить силу и власть, дабы завоевать свободу. Никакой любви на повестке дня не значилось сроду. И, разумеется, ужасающе комичная ирония положения состояла в том, что теперь Лилиана добилась всего, чего когда-либо хотела, но цена оказалась столь высока, что с самою собой ей более не ужиться.