– А знаешь ли, дражайшая Лилиана, – зашептала эта последняя, придвинувшись к хозяйке поближе, – твой страх перед старостью мне знаком.
– Но ведь сама ты так молода, дитя мое. Просто не верится, что этакий страх может быть ведом девице столь юных лет.
– Возможно, не сам страх… но образ этого страха – старуха, в которую ты превратилась на краткий миг.
– Увы, дорогая девочка, не понимаю.
– Она напомнила мне одну послушницу из Кабала. Ту, с которой мне как-то довелось поработать. Нам выпала честь составлять реестр волшебных предметов из сокровищницы ныне покойного Бельзенлока.
– Так этим занималась ты?
– Мы. Та послушница и я. Она была много старше меня годами, но я, доверенная жрица ордена, намного превосходила ее – довольно мелкую, надо заметить, сошку – в положении. И – вот странное дело: среди переписанных нами артефактов имелась некая лампа.
– Лампа?
– Да, старая масляная лампа. За которую никто не дал бы и ломаного гроша, если бы ее крышкой не служил крупный сапфир, весьма похожий на тот, что ты носишь на шее.
– Как интересно!
– Разумеется, этот много прекраснее. Но, может статься, лишь потому, что отражает твою красоту. Во всем же остальном – точная копия.
– А какую же особую магию таила в себе сама лампа?
– Этого мы так и не выяснили. В то время через наши столы прошло столько вещей, что нам едва доставало времени внести их в реестр. По плану послушница должна была вникнуть в их природу позднее. Но несколько недель тому назад она бросила службу, и с тех пор я ее, кажется, даже не видела. Ну а потом Бельзенлок, как известно, пал, начался сущий хаос… Многое из переписанного было утрачено, и трудно сказать, что пропало до этого, а что затерялось после. Но, к счастью, реестр мне удалось сохранить. Он, видишь ли, у меня. Надежно спрятан.
– Известно ли об этом спрятанном реестре кому-то еще?
– Нет, только мне самой. Я позаботилась, чтобы никто, кроме меня, не смог извлечь его из тайника и довести до сведения любого, у кого может возникнуть к нему интерес… какого бы то ни было рода.
– Весьма разумный и дальновидный ход. Совсем не похожий на тот, который ты совершила сейчас.
– Прошу прощения?
Взгляд госпожи Весс сделался холодным, как лед.
– Лиши-ка ее рта, – зло, резко шепнула она.
Сапфир вспыхнул синим огоньком, и в тот же миг Алый Бархат обнаружила, что больше не может вымолвить ни слова. Объятая паникой, девушка замычала, заклокотала горлом, но преодолеть преграду гладкой, ровной голубой кожи, возникшей на месте губ, и вырваться наружу не удалось ни единому звуку. Ну а глухого мычания да сдавленных криков не мог расслышать никто, кроме двух иллюзорных зомби да утратившей ясность ума истинной Лилианы, взиравшей на происходящее без всякого интереса.