Я не видела Дамиана в этот момент, но повисшее молчание было красноречивее тысячи слов. Элен действительно могла меня защитить от него и защищала. Боялась радоваться. Боялась поверить услышанному. Наученная горьким опытом, уже знала, что не бывает все так просто. Ждала подвох, и он обнаружил себя тут же:
— Рекомендую тебе вспомнить о воспитании. Мы с твоим отцом ничего не имеем против того, чтобы императрица сменилась, но насильно мил не будешь. Подумай над этим, мой мальчик. И над тем, что крепости нужны не для того, чтобы их разрушать, а для того, чтобы их покорять. И еще кое-что. Лорд Пехто, который получил в знак твоей благосклонности назначение при дворе, вчера покушался на честь твоей супруги, собираясь взять ее силой.
— Аделина, это правда? — услышала я требовательное обращение, но в ответ лишь гулко выдохнула. Зачем она это говорит? Зачем вообще они говорят при мне?
— Тебе не достаточно моего слова? — удивилась Элен, оборачиваясь ко мне, чтобы поправить одеяло. — Ничего не бойся, — произнесла она одними губами.
— Аделина? — все-таки нашел император мой затравленный взгляд. — Я разберусь, — пообещал он мне с угрозой, но она была направлена не на меня. — Как ты себя чувствуешь? — обратился он мягко, делая шаг к постели.
Вжавшись в подушки, я смогла выдавить из себя лишь приглушенное:
— Уходите.
— Ада… — И столько раскаяния в голосе, взгляде, жестах, но я и не пытаюсь ему верить. Потому что никогда не прощу. Такое не прощают.
«Моя прелесть…» — эти два слова будут сниться мне в кошмарах до конца моих дней. Только вещь. Артефакт и ничего кроме. Супруга, но не человек.
— Идите, Ваше Величество. Мы здесь сами. У вас и так скопилось слишком много дел, — бесцеремонно выгнала его женщина, выпроводив в гостиную почти за руку.
Я не слышала, о чем они говорили там, за дверью. Могла лишь предположить, что королева Ньенгеха повторяла для Дамиана все то, что уже сказала. Возможно, передавала все то, что услышала от меня, но для меня все это было неважно.
Я не могла обижаться на эту женщину. Она говорила страшные слова, угрожала императору и словно бы имела на это право. Мне даже показалось, что Элен относится к нему как к сыну, хотя слова ее были далеки от ласковых. Она предлагала ему завоевать меня — открыто говорила об этом, не собираясь скрывать от меня свою позицию. Наверное, именно поэтому я и не могла обижаться. Уважала ее честность, какой бы страшной для меня она ни была.
Женщина вернулась спустя несколько минут, когда я уже отчаялась дождаться ее. Мягко улыбнувшись, она поправила мне одеяло и потянулась к отвару, намереваясь дать мне его выпить. Но я-то знала, что за этим последует сон — сон хороший, помогающий окончательно вернуть мне силы, — однако я считала, что спать мне еще рано.