— Это когда он потом ещё морду ему набил?
— Кто? — пришла моя очередь удивляться.
— Берг твоему этому Гремлину. Или Гремлин Бергу. Хрен его знает, кто первый начал. Но маркетолог наша сказала: рожи у них у обоих отрихтованные были. Она как раз у Берга рекламный бюджет подписывала на акцию их совместную, и у Гремлина была, а потом и к Надьке за подписью приезжала. А я как раз на складе задержалась.
— Не могли они сцепиться из-за меня, — отвергаю я вслух закравшиеся было мысли о благородстве Берга. — Это, думаю, личное. Гремлин же на клуб его виды имеет.
— Гремлин прижал бы хвост, — неожиданно кипятится Ирка. — Берг тот свой первый клуб на собственные деньги открыл. И заработал их без преувеличения потом и кровью. А Гремлину папаша на блюдечке «Олимпикус» преподнёс. Он его и на ринг засунул, чтобы из сына человека сделать. Но тот как был трусливым телёнком, так и остался. Только, похоже, на татами ему последние мозги отбили — и весь результат.
— А это ты откуда знаешь? Про Гремлина?
— Ой, Вик, чего я только не знаю, — машет Ирина своей ухоженной рукой. — Я в этой компании уже столько лет, что даже с женой Берга была лично знакома. Она меня и на работу брала. А Надька хоть и подружкой её была, но Светка её не особо любила. Она вроде как на Берга глаз первая положила. На все матчи её таскала. А Светка, не будь дурой, сразу его за жабры — и в койку, пока та мялась.
— Сама?
— Ну, там ещё папаша её вмешался. Сделал Бергу предложение, от которого тот не смог отказаться. И Светку ему торжественно вручил.
— А как она умерла, ты знаешь?
— А чего ж тут не знать, — хмыкает Ирина. — От передозировки. Берг что только ни делал, где только жену ни лечил. Но она после смерти матери как пошла по наклонной, так и закончила. Плохо.
К сожалению, зашла клиентка и все праздные разговоры пришлось прекратить.
Значит, Надежда Андреевна у нас любит Берга и не любит бедных девочек — делаю выводы. Хоть и не знаю, зачем мне эта информация, разве что для того, чтобы их обоих ещё сильнее ненавидеть.
Я уже бросилась Ирине на помощь с требовательной клиенткой, когда вновь, хрен сотрёшь, нарисовался Берг. Две недели ни слуху ни духу — и вдруг зачастил. Он с неизменно непроницаемым лицом и, неожиданно, с подарком.
— За мной тут должок, — ставит он на прилавок оформленную бантом нарядную коробку.
Смотрит на меня как кобра перед броском, но больше ни слова не добавляет, разворачивается и выходит.
— Даже не посмотришь, что там? — кудахчет Ирка, выпроводив набравшую целый ворох белья клиентку.
— Потом, — уношу я коробку в подсобку. И, промучившись несколько часов, выбираю момент, когда рядом никого не будет, всё же открываю.