Джинсы не были заляпаны, поэтому я переодел только верхний легкий свитерок, под которым, слава Богу, было нижнее белье. Красивая она, очень.
Собрался уже к отцу, как он зашел сам. Во время я на Аду кофту надел.
— Как ты? — спросил я.
— Держусь. Их успокоительные убойная штука. — без эмоций ответил отец. — Как дочь? Приходила в себя?
— Нет, медсестра сказала не раньше, чем через час проснется.
— Хорошо, пусть. — Он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками, согнувшись. — Мне страшно, Дань.
— Я знаю, бать. Знаю. Мне тоже. Но нужно держаться, ради Вики, ради Ады. Если ты расклеишься, я не справлюсь один.
— Прости меня, столько проблем. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы с Викой не познакомились. Я бы сейчас не терял во второй раз любимую женщину, ты бы не мучился со своими чувствами к Аде. Мы бы не страдали так, как сейчас.
— Не говори так. Я благодарен тебе, что однажды ты привел в наш дом этих двух рыжих девушек. И я знаю, что и Вика тебе благодарна, за все. Ада без нас не сможет. И мы без нее.
— Я люблю тебя, Дань. — подняв голову и посмотрев на меня, сказал отец. Я видел на его щеках слезы. Видел не впервые, вот только ситуации мало чем отличались друг от друга.
Я смотрел на него и пугался каждого мимо проходящего шага за дверью палаты. Я боялся, что сейчас зайдет медсестра и скажет, что Вика умерла. Что не выдержало сердце. Это чувство внутри, когда сжимается каждый орган, каждая поджилка, и ты не находишь себе места.
Я смотрел на кроху. На мою маленькую девочку. Которая лежала на белых простынях, подобно восковой куколке. Я даже не представлял, что будет, когда она придет в себя. Хотелось, чтоб она проспала все то время, что нужно для того, чтоб… боль не прошла, нет. Она не уйдет никогда. Боль от потери самого близкого человека. Просто… просто отошла, на глубину души, чтоб не болело так остро и резко, когда хочется разорвать грудную клетку и вырвать сердце со всеми его потрохами. Но это не возможно.
Спустя минут сорок, Адель все же пришла в себя. Тяжело выходила после успокоительных. Открыла глаза и тут же нашла меня взглядом.
— Мама? — прошептала она. Отец дернулся было к ней, но остановился.
— Маленькая, тихо, тихо. — Подошел к ней, взял за руку и почувствовал, как она дрожит, но сжимает в ответ так же сильно. — Сейчас операция идет. Ее оперирует лучший хирург. Успокойся. Нам остается только ждать.
— Хо… хорошо…
Я не знаю, о чем думал батя, стоя к нам спиной и глядя в окно на улицу. На ней сейчас сыпал снег. Крупными такими хлопьями. Он ложился на землю и не таял. Не было видно дальше метров десяти, потому что снег был настолько интенсивный, что от переизбытка белого в глазах бегали звездочки. Но отец, наверное, и не смотрел на снег. Смотрел сквозь него. Возможно, вспоминал, как познакомился со своей женой, возможно, их первое свидание или первый поцелуй. А может, день, когда привез ее к себе домой. Или их свадьбу. А может, тот день, когда узнал, что у нее рак…