Я сделала пару неуверенных шагов к другой машине скорой помощи, глядя на размазанную по асфальту кровь. Помню, как мне брат рассказывал, что в таких случаях пожарные смывают ее потом с тротуара…
Я сама не заметила, как подошла к раскрытой двери второй кареты и встала напротив, глядя на лежащего на каталке мужчину. Через пару мгновений он повернул голову и мутными глазами уставился на меня.
Интересно, что он сейчас чувствует? Он понимает, что его девушку сейчас увезут в реанимацию из-за него?
— Оля, — испуганно воскликнул мужчина и попытался слезть с каталки, не отрывая взгляда от моего лица. — Оля!
Я сжала губы, понимая, что, скорее всего, испугала своим видом парня, но с какой-то стороны мне даже хотелось, чтобы он был напуган. Хотелось, чтобы…
— Стой, стой, девочка! — схватил меня в охапку Лебедев, когда я сделала к машине еще один шаг.
— Вот урод! Урод! — тихо шипела я в руках химика, уткнувшись носом в его плечо.
— Успокойся! Успокойся! — стиснув меня еще крепче, проговорил химик почти мне на ухо. Внутри меня просто клокочет злость и страх, и какое-то жуткое, отвратительное чувство отчаяния.
— В чем дело? — поинтересовался седоватый врач, сложив очки в нагрудный карман формы и потянувшийся к двери, чтобы закрыть ее.
— Ни в чем, — ответил Лебедев. — Пошли, — химик оттащил меня к машине и не стал отпускать моей руки, пока я не залезла в реанимобиль вслед за ним.
— В шестьдесят седьмую везем, — сказал Стеглов и больше не произносил ни слова, пока мы не добрались до больницы.
Я молча наблюдала за тем, как выгружают каталку с едва дышащей девушкой и села поглубже, чтобы ненароком не попасться на глаза кому-нибудь из работников реанимации. Все-таки в этой больнице меня могут узнать, будет очень некстати, если по прибытию родителей домой они доложат о девушке-фельдшере, как две капли воды похожей на их дочь.
Близился рассвет. Сразу после сдачи этого вызова нас ждал еще один. Женщина тридцати лет, беременная, без сознания.
По прибытию на место нам открыл дверь перепуганный до ужаса мужчина неопределенного возраста, то и дело нервно почесывающий предплечья. Позади него маячила пышнотелая дама в ситцевом халате в цветочек с таким злобным лицом смотревшая на нас, что почему-то страшно захотелось сказать ей что-нибудь грубое. Хотя бы чтобы сделала лицо попроще, что ли…
— Сколько можно ехать?! Пока вы доедете, можно двадцать раз помереть! Почему не акушерская?! Да вы вообще врачи?!
— Мама! — попытался урезонить тучную даму нервничающий мужчина, но, как оказалось, тщетно.
— Сто лет назад позвонили, вы, небось, чай пили сначала, а потом только… — ее словесный поток прервался всего на миг, а затем, увидев за спиной Лебедева меня, вдохновение вновь ее посетило. — А у этой образование-то хоть есть?! Еще молоко на губах не обсохло!