Стук в дверь раздается как раз тогда, когда я почти уничтожила третий бутерброд, сидя на кровати. И, несмотря на то, что я не позволяла войти, в дверях появляется Дмитрий Николаевич.
— Мне лечь? — с набитым ртом спрашиваю я, глядя на химика снизу вверх. Он широким жестом сгребает книги на моем столе ближе к стене и кладет туда все необходимое для перевязки. Затем расстегивает пуговицы на рукавах рубашки и закатывает их, оглядывая мою комнату. Мне тут же становится неловко: посторонний человек найдет в этом антураже лишь абсолютнейший хаос, в то время как я прекрасно ориентируюсь в своем беспорядке и всегда знаю, где что лежит. — Так что, ложиться? — повторяю я свой вопрос.
— Нет, сиди, — отзывается Дмитрий Николаевич, вспомнив о моем присутствии. — Свитер снимай.
— Ой, — подумав пару секунд, бормочу я. — Дмитрий Николаевич, отвернитесь, пожалуйста.
Химик раздраженно усаживается на мое кресло и демонстративно поворачивается на нем, с усталостью откинувшись на спинку. А я в это время стараюсь как можно быстрее одеться так, чтобы не предстать перед Лебедевым в непотребном виде. Но, как назло, мои домашние штаны были в стирке, а под рукой оказались только пижамные шорты с узором из нелепых котят. Господи, чем я думала, когда приобрела эту дурацкую пижаму?!
— Все? — терпение химика заканчивалось.
— Сейчас, — я торопливо надеваю эти адские психоделичные шорты и усаживаюсь на кровать, скрестив ноги под собой. — Все.
Когда Лебедев поворачивается ко мне, я невольно подгребаю к себе плед с кровати и кутаюсь в него, прячась от пронизывающего взгляда учителя. Провалиться бы мне на этом самом месте!
— Мне бинтовать прямо с пледом?
Неохотно выпутываюсь из своего «укрытия», глядя, как химик раскрывает пачку с новыми марлевыми салфетками. Бросив в мою сторону быстрый взгляд, он достает из коробки повидон-йод и подходит ко мне.
— Волосы собери, — велит он мне, и я собираю их в косматый хвост на затылке, завязав резинкой, снятой с запястья. — Дмитриева, — обращается он ко мне, присаживаясь рядом на край кровати.
— Что? — почему мое дыхание сбилось?
— Долго это будет продолжаться?
Вздрагиваю, когда чувствую, как его руки начали снимать пластырь с живота. Пожалуйста, просто молча перевяжи меня и все. Пожалуйста… Это же не сложно?
— Что продолжаться? — закрываю глаза, стараясь выгнать все мысли из своей головы.
— Холодная война.
Дергаюсь в тот момент, когда он снимает повязку с меня, но не от боли, а скорее от его слов. Значит, поговорить решил… Как же он не понимает? Эта «холодная война», как он выразился — единственная возможность для меня хоть как-то сохранить адекватное и трезвое отношение к ситуации, при всей ее запущенности.