— А до консерватории ты его как дотащила?
— Помогли, — коротко ответила надевающая на пальцы коготки-плекторы девушка.
— Что прямо самолично? — вскинул бровь оллам.
— На территорию консерватории не допускаются слуги и прочая челядь, на плечи которых можно переложить драгоценный груз, так что да, самолично, — усмехнулась Каэли, напоминая Грейнну ту короткую, но яркую сцену, когда у ворот его столичного дома оказалась девушка, рядом с которой лежал двухметровый деревянный чемодан больше всего смахивающий на тощий гроб. И эта самая девушка, которую по распоряжению главы тайной службы он обязан был принять, наотрез отказалась доверять как сам гроб, так и его содержимое прислуге. Вспылив тогда, Грейнн предложил ей самой тащить эту груду дерева в дом. Явно запомнившая нелестный эпитет по отношению к лелеемому инструменту барышня фыркнула и действительно потащила. Волоком. Остановилась только перед самым крыльцом, после чего перенесла содержимое футляра в дом, а сам чемодан, поцарапанный и ободранный, так и быть, доверила заботам ошарашенной прислуги.
Грейнн усмехнулся. Он знал, что футляры девушка меняет с завидной регулярностью, тем не менее, не изменяя принципам.
Каэли бросила на молодого человека взгляд из разряда «а ты что встал столбом». Грейнн усмехнулся и под мелодичные переборы шелковых струн стал доставать скрипку из чехла.
Ноктюрны Эрарьеса нравились девушке не только из-за мелодичности и проникновенности, но и, как подозревал оллам, в большей степени из-за пронзительных мотивов горного народа, которыми композитор был очарован на протяжении всего своего творчества.
Ловким движением, исполненным изящества, он положил скрипку себе на плечо и голос медных струн стал вплетаться в узор, рисуемый шелковыми. Тональность Лунный Топаз играла всеми оттенками возвышенного очарования с нотками грусти о недостижимом. Диалог инструментов то срывался на шепот, то переходил на повышенные тона, но мелодичные голоса взаимодействовали неизменно мирно. Повторяющиеся интервалы и темы, тем не менее, звучали каждый раз по новому, словно грани драгоценного камня: совершенные в своем подобии, создающие идеальную форму и образ, в которых играет рассветный луч. Во время исполнения музыканты не смотрели друг на друга, больше внимания уделяя инструментам. Ноты не нужны были ни одному из них: Каэли, трепетно любившая творчество Эрарьеса знала большинство его произведений на память, ноктюрны так точно, а у Грейнна была возможность заучить их до возможности играть с закрытыми глазами.
Как только дань уважения последней затихающей ноте была отдана, девушка исподлобья взглянула на молодого человека, смотрящего в окно, после чего подняла голову и произнесла: