Первобытный ужас наполнял позвоночник Чиро Хонрадо по прозвищу «Слон», грозя прорваться наружу «медвежьей болезнью». Наемник понимал, в качестве кого он будет присутствовать на предстоящем пиршестве крови и боли.
— Глупый, — щебетала воровка-магиня, — это огромная честь — быть принесенным в жертву Великим Древним Богам. Мы возродим их. Ваши имена войдут в историю. Тысячи, миллионы людей буду поминать вас, принося дары Великим!
Честь огромная, но сомнительная. Конечно, Чиро было глубоко плевать на то, что будет после его смерти, поскольку после смерти его уже не будет. С другой стороны, оставаться в памяти людей и нЕлюдей человеком, попустительством которого в мир вернулись кошмары, не хотелось. Но по сравнению с предстоящими пытками это выглядело мелочью. Темный впервые в жизни задумался о самоубийстве. Он вообще в последнее время думал больше, чем когда-либо в жизни. А чем еще ему было заниматься?
После знаменательного ужина папаша Джетты направился в свое логово. Но не один, и даже не вдвоем с ним. Маг прихватил дюжину самых крепких из постояльцев. Насколько Чиро мог судить, за ними Черный и явился. Мужики пошли без вопросов, будто так и надо. Мощь незнакомого мага пугала. Слон был вынужден согласиться с гипотезой дракона в отношении Джеттиного рождения. Ее мать приняла самое мудрое решение из гуманных: сбежала от отца девочки и наложила на дочь Печать, лишившую ее магических способностей. Лучше никаких, чем такие.
От постоялого двора маг, Чиро и компания головорезов отбыли телепортом. Было темно, и наемник не смог сориентироваться, где находится. Но, судя по погоде, переместились они не слишком далеко. Двое крепких братков отконвоировали Темного в темницу, обыскали на предмет скрытого оружия, и больше Слон их не видел. Факел ему не полагался, а светлячки не работали. Как и магические отмычки, которые лежали про запас в полости каблука, «огневухи» и прочий подручный арсенал наемника. Непонятно как, но магии в подземелье не было от слова «совсем». В общем, Темный ничего не видел. Но очень много слышал. От душераздирающих воплей он, наверное, поседел во всех местах, где у него остались волосы. Сейчас Слон глядел на свою бывшую напарницу, и перед ним рисовалась картина, как она, сияя от восторга, будет его заживо разделывать. Нет, лучше уйти самому. Он не позволит использовать себя в качестве жертвенного барашка! Хорошо бы у зануды Сельмо нашелся какой-нибудь яд. Хотя Паладину эта парочка менталистов промоет мозги еще на подходе, и он попрется на алтарь безропотно, как баран.