— Вижу, я тебя совсем утомила. Ты уже меня не слушаешь, — констатировала Джетта и в который раз за время рассказа потерла лоб.
— Голова болит?
— Болит, — призналась девушка, страдальчески поджав губы.
До Темного вдруг дошло, что Джетта не разделяет бредовые идеи отца. Папаша промыл ей мозги, но Джи сопротивляется. Как может. Рано или поздно ее настоящая сущность прорвется наружу. Плохо, если это случится поздно. Еще хуже, если это понимает папаша. Вряд ли он захочет держать под боком столь мощное оружие, которое в любой момент может выйти из-под контроля. А значит, на алтарь лягут все четверо. Да уж. Единственный ребенок, собственноручно принесенный в жертву. На такое Древние Боги точно выберутся. Куда бы их ни загнали Трое. Только пока Джетта всего этого не понимает.
— Крыса зашевелилась? — с намеком поинтересовался Чиро.
— Ты о чем? — удивилась собеседница.
— В голове. Крыса.
— Какая крыса? Ты тут, похоже, умом двинулся немного… — на лицо девушки легла чуть заметная тень озабоченности. — Знаешь, я, пожалуй, пойду. У тебя здесь так душно, что голова разболелась просто невыносимо… — она направилась вглубь подземелья, унося с собою свет.
— Джетта, помнишь, когда у тебя так же болела голова? — крикнул Темный ей вслед.
— Нет, — ответила бывшая напарница, скрываясь за поворотом. Свет факела еще освещал противоположную стену, но все более скудно. — Мне больно вспоминать… — с трудом расслышал Чиро прежде, чем недра подземелья поглотили последние лучи живого огня.
ХОД ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ,
в котором раскрываются все тайны Сезама, некоторые тайны драконов и одно неожиданное свойство Ока Пресветлого.
Темные: Dh3
(Темный Дракон перемещается на поле h3)
Светлые: SN/(T)S h3
(Светлый Странник и Светлый Наемник/Темный Странник перемещаются на поле h3 и рубит Чужого разбойника)
Черные: Dg4
(Черный Дракон перемещается на поле g4)
Дорога была пустынной. Светлые выбирали не самые оживленные пути, и всё же не встретить ни единого путника — это странно. Словно народ вымер. Метафора, конечно. Однако недавняя встреча Темных с зомби вынуждала опасаться худшего. Ехали молча. Сельмо был погружен в себя. Выражение мрачной отрешенности выдавало человека, идущего на смерть. Дамиану это не нравилось. Чувство самосохранения — полезное изобретение. Оно заставляет находить выход даже там, где его нет. А Паладин настроен драться насмерть.
Последние часа три они ехали по узкой тропе вдоль болотистых лугов. Земля была покрыта волосатыми волдырями черно-серых кочек, между которыми поблескивали лужицы. Под копытами тоже периодически чавкало. Не дай Боги оказаться здесь в самый гнусный сезон. Гнусный — от слова «гнус». К счастью, ранние холода прибили кусучую живность. Словно замученные неведомым злодеем, над жухлой травой возвышались тощие кривые деревца. На горизонте, в качестве финального штриха к пасторальному пейзажу, виднелись черные горы. Путники, не торопясь, ехали вперед. Черные горы росли ввысь. То справа, то слева обзор терялся за островками леса. У самых гор деревья образовали почти монолитный колючий строй. Вопреки всякой логике, тропка вывела Светлых к пустой поляне у отвесной скалы. Непролазный лес разошелся клином, открывая путь… в стену. Огр знает куда. С одной стороны, хорошо, что не к укреплениям врага. С другой — где теперь искать узников? За какой из вершин они прячутся? Небо позади окрасилось кровью заката. На душе у Пусика было… неуютно.