"Тьфу!"- дядька, утомленный, отступил. "Да, пожалуй", - согласился Карклин и тоже сдался. Едва они снова очутились на платформе, двери сомкнулись, и поезд тронулся. Карклин попятился, не отрывая взгляда от салона, где начиналась удивленная возня. Чье-то лицо развернулось к окошку, Карклин увидел вытаращенные глаза и разинутый рот. Вокруг кого-то невидимого образовывалась воронка, оставляя невидимку в центре, и тот уже стремглав летел по спирали воронки другой, которая Бог знает, чем кончается и куда приводит.
2
Карклин сел в поезд, шедший в противоположную сторону. На следующей станции он вышел, поднялся на поверхность, пересел в автобус.
Разочарования не было, но не было и удовлетворения. Словно съел сытный, но невкусный обед. Внутренний покой, временно приглушенный азарт ищейки, новые хлопоты в будущем.
Над Раскольниковым Карклин презрительно смеялся. Ни в чем нет греха, можно все. Только никто не может всего, не отказавшись от себя, а Карклин давно и просто отказался.
Когда все только начиналось, он малодушно посетил врача.
Врач занимался частной практикой, визит был анонимный.
- Ну, слушаю вас, - сказал Карклину молодой человек с умным лицом. Очень молодой и очень образованный.
Карклин приподнял брови, ненадолго задумался.
- Похоже, у меня неприятные навязчивости, - сказал он после паузы.
Доктор кивнул.
- Это распространенная штука. Человеку страшно хочется совершить некое действие, но внутренняя цензура не пропускает импульс, заменяя его более безобидным, но бессмысленным актом. Какого характера ваши навязчивости?
- Характера?.. Говорю вам - неприятного. Я испытываю непреодолимое желание исподтишка воткнуть в кого-нибудь острый предмет.
И Карклин замолчал. Это было ошибкой, его молчание оказалось излишне красноречивым.
Врач откинулся в кресле и помолчал, рассматривая Карклина. Потом он осторожно, с напускным профессиональным безразличием осведомился:
- Вам... вы когда-нибудь пытались реализовать это ваше намерение?
Карклин все понял. Он поджал губы и ответил доктору долгим непроницаемым взглядом. Затем он встал и быстро вышел из кабинета, не прощаясь. У него появилось еще одно сильное желание: протереть носовым платком дверную ручку.
Как назло, в тот миг он испытывал особенно острое влечение. Если верить медицине, оно представляло собой цветочки по сравнению с ягодками, придержанными внутренней цензурой. Понимая, что отчаянно рискует, и что врач, случись ему прознать о происшествии, без труда сложит один и один, Карклин втиснулся в битком набитый трамвай и, на следующей остановке выходя, убил простецкого вида пенсионера. Публика решила поначалу, что деду стало плохо с сердцем. Так оно, в сущности, и было, хуже некуда, шило вонзилось точно под левую лопатку.