В конце концов явился светлый план, по которому Елена должна была выбрать себе мужа сама, а остальные женихи – поклясться претензий не предъявлять и вообще всяко-разно помогать счастливцу. Елена выбрала Менелая, Менелай был прекрасен, герой и вообще, так что сказочка вообще могла бы быть счастливой…
Но где-то далеко в горах дозревал Парис.
Записки из подземки. Персефона.
Приходила Афина, рассказывала новости. Гера бьет яйца (пока только в кладовых). Гефест на всякий случай кует щитки. На Олимпе весело.
Афина пыталась составить формулу любовных увлечений Зевса. Мол, взять его энергию и скорость смены увлечений, помножить на количество смазливых мордашек вокруг, разделить на верность Гере…
Пришла Геката, сказала, что на ноль делить нельзя.
Честно говоря, вот с Парисом-то как раз все прозрачно и понятно: как водится, глубокая наследственность на фоне асоциального детства. Начать с того, что папа Париса, Приам, был когда-то выкуплен у Геракла, прозван за это Подарком — и точно, оказался тем еще подарочком. Особенно для своих жен и наложниц, коих у него было весьма себе ого-го. То ли под впечатлением от яркой и незабываемой встречи с Гераклом, то ли желая взять пример с Зевса, царь выбрал себе дело всей жизни — делать детей. И таки путем многолетнего ударного труда довел счет то ли до полусотни, то ли вообще до сотни (во всяком случае, после пятого десятка уморились считать и завидовать). Десяток с лишним из них приходился на любимую жену Гекубу. Которой, кстати, как-то и привиделось, что рожает она то ли факел, из которого выползают змеи, то ли неведомую мстительную сторукую кракозябру — в общем, после такого качественного сновидения немедленно требовался визит психиат… э-э, предсказателя. Оный пришел и осчастливил: мол, так и так, милочка, у вас тут родится сын, так он погубит Трою, шоб он был здоровенький.
А потому, когда Парис родился, Приам поручил своему слуге отнести младенца в лес — а ну, как проблема сама и решится. Проблема решилась несколько не в том ключе: сначала Париса вскормила молоком медведица. Так что была, была у него возможность заделаться настоящим греческим Маугли, но через год все тот же слуга подобрал подросшего Париса (ну, а вдруг это другой ребенок, их в лесу на каждой кочке) и воспитал как сына. Парис пас овец, кутил с симпатичной нимфой, защищал всех, кому было надо и кому не надо, и даже был прозван за это Александром («Поражающим мужей»).
Приам же тем временем занимался любимым делом, достигая круглой цифры, а попутно создавая себе армию наследников-защитников-прорицателей (из вторых был крут Гектор, из последних — Деифоб). Средь крупной стаи потомков троянского царя одинокой белой вороной торчала Кассандра. Кассандра была примечательна своим даром и тем, что о нем пели аэды. Так, по одной версии Кассандра и Деифоб как-то детьми заснули в храме Аполлона, а тут вдруг — опа и змеи, не особо голодные, зато с явственным комплексом Мойдодыра. «Да они вообще их моют?!» — на парселтанге вопросили змеи и принялись за дело, собственно, с самого страшного: с ушей. Но немного перестарались с гигиеной, и дети вылизанными ушами начали слышать всякое прорицательское (отсюда вывод: все эллины могли быть прорицателями, но просто не мыли уши).