Потому пошла она во дворец царя Феакии Алкиноя и явилась во сне к его дочери Навсикае с четким сигналом: «Восстань и постирай! Ибо скоро свадьба, а у вас тут одежда, понимаешь…» — тут знамение принялось хвататься за горло, закатывать глаза и показывать, что хитоны небелоснежны, а пеплосы неароматны.
Мотивирующий пендель в духе «тетя Ася приехала» был столь силен, что царевна с утра пораньше подкараулила отца и принялась вещать:
— Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросенок… То есть, у нас же тут весь дворец в грязной одежде, а ну-ка дайте мне воз и мулов, я тут одна об одежде забочусь!
«Ух ты, заботливая моя, — умиленно подумал царь, посматривая на свой последний трехдневный хитон. — Ну, хоть перед свадьбой на нее накатило!» И приказал снарядить дочке мулов-повозку-рабынь-еды-благовонного масла. Ах, да. Не забыть грязной одежды. И трамбовать поплотнее, и никаких «а может, еще пару возов запрячь?!»
Античная стиральная машина была приведена в действие, собственно, как раз на берегу, где все еще громко опочивал Одиссей. При этом царевна и рабыни сперва громко стирали, потом перекусывали, а потом играли в мяч. Одиссей продолжал изображать мирного контуженного сурка под кучей листьев. Афина нарезала круги, почесывала шлем копьем и бормотала, что вот, такая многоходовка пропадает, вот чтоб этого Гипноса, как будить-то? Осторожные потыкивания копьем в кучу листьев Одиссей игнорировал, бормотал, что «еще пять минуточек, мне ко второму бою, Антилох» и продолжал громко опочивать.
Но Афина не зря считалась богиней мудрости и сходу породила античный будильник. Когда мяч полетел в ее сторону, Совоокая в прыжке выполнила безупречный волейбольный пас в сторону моря.
Картина «Навсикая громко плачет, уронила в море мячик» резко оказалась помноженной на количество и темперамент античных дев. От поднявшегося визга где-то вдалеке обзавидовался Пан, рухнул в обморок трепетный Аполлон и поставил себе фингал своим же пестиком Гипнос. Одиссей подскочил сразу в положение стоя, потом посмотрел на себя и подскочил еще раз, потому что выяснилось, что наряд его составляют в основном листья (нет, не фиговые и нет, они были повсюду). Рассудив, что спать ему все равно не дадут, Одиссей дополнил гардероб из тины и листьев еще и ветками и явился перед царевной и рабынями, отчаянно продолжая отыгрывать «чудо морское».
Вопль рабынь приобрел насыщенность и плавно начал уходить в ультразвук. Сами рабыни экстренно эвакуировались в разные стороны. Оставив при этом на берегу Навсикаю, которой Афина коварно шептала в ухо «Ты видела сегодня все грязные хитоны своей родни, ты уже ничего не боишься».