Недоумение Беатрис усилилось, когда два дня спустямуж сурово выговорил ей за то, что она позволяет Изабелле дружить с маленькой англичанкой.
– Я не понимаю вашего неудовольствия, дон Мигель. Почему бы им не поиграть под присмотром служанок?
Мрачно хмурившийся де Эспиноса ответил:
– Мне неприятно видеть, что моя дочь общается с… еретичкой. Неужели нельзя найти для Изабеллы более подходящую компанию?
– Это же дети, какой в том грех? Кроме того, более подходящей компании – как вы изволили выразится – на «Сантиссима Тринидад» для Изабелиты нет.
Не ответив, он отошел от Беатрис и остановился, глядя в окна каюты.
– Что происходит, дон Мигель? – продолжала спрашивать она, – Вы так напряжены, кто эти люди?
Молчание длилось так долго, что она уже не рассчитывала услышать объяснения, но дон Мигель вдруг глухо выговорил:
– Это мой враг, Беатрис.
То, как это было сказано, заставило Беатрис прекратить дальнейшие расспросы. Ей показалось, что она ненароком коснулась незаживающей раны или распахнула дверь глубокого подвала, и из мрака на нее повеяло чем-то зловещим.
– Я… скажу Рамоне.
– Пусть играют, – неожиданно разрешил дон Мигель и устало добавил: – Лучше, если это будет на глазах у Рамоны, а то с Изабеллы станется сбежать от нее, чтобы навестить подружку.
* * *
После Малых Антильских островов караван взял курс на Азоры, идя теперь на северо-северо-восток. Для того, чтобы пересечь Атлантический океан, требовалось не меньше двух месяцев, впрочем, упассажиров находились нехитрые развлечения: онизанимались ловлей рыбы или попросту бездельничали, разморенные ярким солнцем, а отец Доминго чуть ли не каждый день провозглашал имя святого, которого следовало чествовать, и все с энтузиазмом откликались на его инициативу.
Беатрис оказалась перед выбором: она не хотела расстраивать мужа, но не знала, как объяснить Изабелле, почему та не должна больше играть с Эмилией. Пока она раздумывала, произошло еще одно событие.
Выйдя на палубу, она увидела девочек возле грот-мачты, рядом с ними была миссис Блад, которая несмотря ни на что, нравилась молодой женщине. Но Беатрис призывала себя быть сдержаннее и поэтому ограничилась лишь формальным приветствием, собираясь увести дочку в каюту.
– Арабелла!
Беатрис замерла на месте, услышав это имя, казалось бы, давно похороненное в ее памяти, и медленно повернула голову: к ним подходил тот самый высокий мужчина, супруг миссис Блад. Он поклонился Беатрис, затем обратился к жене по-английски, и та с улыбкой что-то ответила.
Мисс Блад больше не смотрела на Беатрис и поэтому не видела, что с той твориться.